Счастье в кредит. Книга 1 - [6]

Как это необычно звучит! Учиться тому, что каждый человек умеет, кажется, едва ли не с момента рождения. Младенец, еще не умея ни сидеть, ни ходить, уже улыбается. Он улыбается маме.

У Наташи больше нет мамы. Она вступает в новую жизнь. Она сейчас как новорожденная.

Верно: ей надо вновь освоить этот исконный человеческий навык — радоваться. Солнышку. Друзьям. Любимому. А также всяким приятным мелочам, которые дарит жизнь: красивому цветку, вкусной пище, музыке, движению. Только тогда болезнь отпустит ее, и Наташа снова встанет на ноги!

Она приступила к обучению тщательно и с усердием, будто готовясь к экзаменационной сессии.

Вначале каждая попытка давалась ей с трудом. Она вспомнила, как в Соединенных Штатах детей учат вырабатывать знаменитую «американскую улыбку». Надо произнести слово «чи-из», что означает «сыр». Тогда губы примут правильное положение.

Каждый раз, когда кто-то входил в палату, она добросовестно повторяла про себя:

«Чи-из, чи-из!»

Губы, как положено, растягивались в стороны, однако это была еще не улыбка, а вымученная гримаса. Маска. Потому что глаза неизменно оставались печальными.

И тем не менее она проделывала это упражнение ежедневно, методично, как пианист, который играет скучные гаммы, чтобы однажды исполнить Моцарта.

Весь персонал отделения полюбил Наташу, как в семье любят самого слабенького, больного ребенка.

Особенно благосклонны к ней были нянечки.

Больная Денисова ничего не требовала, ни к чему не придиралась, прилежно и с благодарностью съедала больничную пищу, несмотря на то что ей приносили много всяких деликатесов. А шоколадки и апельсины со своей тумбочки, напротив, щедро раздаривала.

И вот наступил день, когда нянечка Акимовна внесла в одноместную палату Натальи Денисовой больничный фланелевый халат.

Она несла его торжественно, держа кончиками пальцев за плечики, как бальное платье королевы.

Акимовна, ежедневно прибираясь в палате, прекрасно знала о том, что у Наташи есть собственный роскошный шелковый халат с модной китайской вышивкой — причудливыми драконами. Это был подарок Вианы.

Но казенный больничный халат, застиранный, лишенный фланелевого ворса, с оторванными или расплавленными при глажке пуговицами, был не просто вещью.

Сестра-хозяйка выделила его для лежачей больной Денисовой и это означало, что отныне пациентке разрешено вставать.

И Акимовна была горда: ее сегодняшний приход к Наташе с халатиком в руках знаменовал собою целый этап на пути к выздоровлению. Она была добрым вестником.

Наташа поняла это. Чтобы не обижать добродушную старушку, она заставила себя улыбнуться: «Чи-из». Однако вставать ей вовсе не хотелось. Сил еще не было.

А нянечка стояла рядом в ожидании. Оставаться в лежачем положении — значило сильно разочаровать ее.

«Чи-из», — еще раз мысленно произнесла Наташа и, напрягшись, спустила ноги с постели. Железная хирургическая кровать была высокой, и ноги бессильно болтались, не доставая до пола.

Акимовна помогла ей сползти с матраса на пол. Босые подошвы, ставшие за время болезни нежными и чувствительными, ощутили неприятный холод линолеума. Нянечка пододвинула ей тапочки. Это были Наташины собственные шлепанцы, которые вдруг оказались непривычно широкими. Отеки, преследовавшие Наташу во время беременности, сошли.

Приступили к главному: к примерке халата.

Акимовна помогла расправить одеяние, так как передняя половинка от крахмала прилепилась к задней. А потом подала его Наташе, как заправский швейцар, помогающий одеться важной персоне.

Больничные вещи, как известно, имеют некий общий усредненный размер. Наташино исхудавшее тело совсем потерялось в этой торчащей накрахмаленной коробке.

Она с трудом протиснула руки в хрустящие карманы.

И вдруг на дне одного из них нащупала какую-то маленькую прохладную вещицу.

Заинтересованная, Наташа достала ее.

Это был крошечный православный нательный крестик. Простой, алюминиевый, с синим эмалевым покрытием на внешней стороне. А на обороте — мелко-мелко выдавленная надпись: «Спаси и сохрани».

В ушко крестика был продет обрывок нитки, завязанной на узелок.

Видно, его взяла с собой одна из прежних пациенток клиники, да спрятала в кармашек, стесняясь открыто носить на груди. Верующие боялись признаться в своей принадлежности к Церкви.

— Чтой-то там? — с любопытством спросила Акимовна.

Наташа на ладони протянула ей находку:

— Вот.

Нянечка всплеснула короткими ручками:

— Ох ты матушки! Нельзя! Нельзя! Положь на стол!

Наташа удивилась перемене, произошедшей с Акимовной. Еще недавно такая сияющая, торжественная, старушка выглядела теперь до смерти перепуганной.

— Почему нельзя? — удивилась Наташа.

— Горе! Горе! — причитала Акимовна. — Чужой крестик подобрать — чужой крест всю жизнь тащить. Судьбу нести чужую. Положь, детка, положь, милая.

Но Наташа крепко зажала вещицу в кулаке. И ей казалось, что крестик, став горячим-горячим, согревает не только ее ладонь, но и все тело. И душу тоже.

Едва она прочла три коротких словечка — «Спаси и сохрани», — как поверила, что ее действительно спасут. И сохранят. Кто? Какие-то высшие силы? Справедливость? Природа?

Ей казалось, что ей послано знамение: все будет хорошо.