Счастье в кредит. Книга 1 - [29]

Дальше Наташа не думала. Она только горестно разводила руками… Нет, нескоро построят они коммунизм.

— Ну, что там интересного? — Иван Степанович досмотрел телевизор и повернулся к Наташе.

— Да все интересное…

— Ох, невестушка, как я вам завидую, молодым. Сейчас бы книжку взял, завалился на диван и читал бы! Мне тут на два дня Солженицына принесли для ознакомления. Веришь, даже не раскрыл. Некогда.

— Иван Степанович, — Наташа отложила книгу и села в кресло напротив тестя. — Я все время хотела вас спросить.

— Ну-ну…

— Мы теперь действительно породнились, вы мне можете сказать.

— Все! Кроме государственной тайны.

— Почему вы тогда Андрею запретили со мной встречаться? — Именно этот вопрос мучил Наташу давно. И именно к этому разговору она готовилась.

То, что произошло дальше, поразило Наташу не меньше, чем тот давний запрет.

Иван Степанович вдруг оглянулся на дверь, приложил палец к губам, мол, тихо, не говори ничего. А потом бодрым тоном произнес:

— Так это же понятно, Наташа. Отец за своего дитятю волнуется, как бы чего не вышло. Ну и я подумал — рано еще Андрюшке. Я ж видел, что он от тебя без ума. Вот и придумал всю эту глупость… Ты меня прости.

Наташа смотрела на тестя, не понимая, что происходит. Говорил он таким тоном, словно давал понять — настоящую причину здесь назвать не могу. Значит, была еще какая-то причина. Тайная? Какая?

— Понятно, — сказала Наташа ему в тон. — Теперь понятно. Иван Степанович, а вы мне покажете ваш сад?

— С удовольствием.

— Прямо сейчас.

— Отлично.

Они говорили, как актеры в радиотеатре — артикулируя и выговаривая каждое слово.

Оба бодренько поднялись и вышли в сад.

Иван Степанович шел впереди, чуть торопился уйти подальше от дома.

— Наташа, ты что? — остановился он прямо у забора. — Зачем же о таких вещах в доме спрашивать?

— О каких? — не поняла Наташа.

— Ну, ты же понимаешь, мой авторитет, мое положение… Я думал, ты разумная девушка…

— А вас что, прослушивают? — удивилась Наташа.

— А как же? Обязательно. Я даже боюсь, не смотрят ли.

— Простите, я не подумала…

— Да уж, ты думай…

— Но теперь-то вы мне можете ответить?

— Что?

— Почему вы тогда были против?

— Да я ответил. А что еще? Забудь эту глупость. Нам больше нечего делить и обижаться.

Наташа кивнула. Все произошло так стремительно, что она утратила свои сомнения. Наверное, действительно, Багин-старший просто перестраховался тогда.

В саду было здорово, куда лучше, чем в их маленьком, теперь сгоревшем, состоявшем всего из нескольких яблонь садике. Все ухожено, подстрижено, покрашено, выметено.

В беседке стояла на столе минеральная вода в бутылке, несколько стаканов, фрукты на блюде.

— Угощайся, — сказал Багин.

Наташа взяла яблоко. Кожура скрипела в руке.

— Вот ставят все время яблоки, а я их терпеть не могу, — сказал хозяин. — Наконец пригодились. — Сам он взял кисть винограда и стал бросать в рот ягоды. — Яблоки не ем и яйца.

Багин явно хотел что-то рассказать, но ждал вопроса.

— Почему? — спросила Наташа. Ей действительно было интересно.

— А с войны. Мы же с Димкой, с твоим отцом, в разведроте служили. И один раз пошли брать «языка» в дальнюю. Ну, это значит в глубокий тыл к немцам. В Карпатах это было… Нет, ладно, не буду… Уже вам столько про наши подвиги понарассказали, что у вас, поди, идиосинкразия. Все война да война.

— Знаете, — сказала Наташа, — действительно, много про войну рассказывают, но, вы не обижайтесь, какое-то все ненастоящее получается. Мы в Москве с Андреем попали раз в драку… — Наташа осеклась.

— Ничего, он мужик, должен и подраться, — успокоил ее тесть.

— Вот знаете, это все так некрасиво. Никакого геройства. Страшно.

— А-а… ты вон про что… Да уж, про войну любят приврать. А на самом деле, как ты говоришь — некрасиво, страшно, ужас. Ничего красивого… Сумасшествие.

— Расскажите.

— Вот я и хотел. Про нашу разведку яблочную.

— Расскажите.

— Ну что рассказывать… Мы целый день добирались, под вечер пришли к домику. Там один хозяин. Пустил нас переночевать. Под осень уже было… Даже накормил, молоком напоил… Ничего мужик. Только мы легли — моторы. Ах, так-перетак — немцы. Да много! Рота — не меньше. Хозяин дрожит. Его ж сразу за нас положат. Загнал всех на чердак, мы, как мыши, затаились. А внизу немцы. Мы ж все слышим. Человек десять у него заночевали. Остальные уехали. А для нас и десять — много. Нас-то трое. Ну лежим, спать охота, а нельзя. Под утро, правда, уснули все равно. Просыпаемся — немцы здесь. Никуда не убрались. В общем, чего долго говорить. Мы на этом чердаке неделю пробыли. Неделю — представляешь?

— А яблоки? — напомнила Наташа.

— Ха! Так мы ж всю неделю одними яблоками питались — у него там их было в корзинах полно. Мишка чего придумал…

— Это кто?

— Мишка? — замялся почему-то Багин. — Ну третий наш. Я, Дмитрий и Мишка. Он придумал крючок на нитке спускать вниз и воровать у немцев колбасу. Ничего не вышло. Знаешь, от оскомины уже скулы сводило… А еще одна проблема — туалет. От яблок-то, сама понимаешь… — смутился Багин.

— А потом?

— А потом немцы уехали, а мы ушли.

— И все?

— Все. Никакого геройства. Сплошной понос! — расхохотался Багин.

Наташа подумала, что эта история как раз очень похожа на правду. Ведь люди на войне как-то жили, у них, возможно, болели зубы, они ссорились по пустякам, они боялись смерти, наверное, у каждого была какая-нибудь счастливая примета, им жали сапоги, они царапали себе щеки, стригли ногти… И их убивали.