Счастье рядом - [31]

А когда-то я и вовсе превращусь в воспоминание, которое потихоньку исчезает. Призрак, который преследует их тут и там. Я глотаю ком, скопившийся в горле, и смахиваю слезы, пока отец прокашливается и готовится произнести речь.

– Ларисса, моя дорогая, последние недели мы думали, что тебе могло бы принести радость, – улыбается он. – Что-нибудь, что сделает тебя счастливой. – Я смотрю на сестру. В ее светло-голубых глазах отражается пламя свечей, а на губах легкая улыбка. – Сколько я помню, ты никогда не боялась. Ничего. Даже будучи маленькой девочкой, ты была бесстрашной… Иногда нас это даже держало в напряжении, – он подмигивает ей. – Да, должен признать, на татуировки я мог и не соглашаться. – Ларисса ухмыляется и кивает. – Но ты хотела их, и тебя было не отговорить. – Он кладет свою руку поверх ее. – Мы не во всем соглашаемся друг с другом, но ты точно знаешь, чего хочешь, и идешь своей дорогой, и этим я горжусь.

Да, Ларисса всегда была смелой. Раньше я бы сказала, что смелость и глупость стоят рядом. Но Ларисса не глупая. У нее просто намного меньше страха, чем у меня. Пока я размышляла о том, что может пойти не так, она просто прыгала.

– Дорогая, ты всегда полагалась на свои чувства и никогда нас не разочаровывала, – он сует руку во внутренний карман пиджака, достает небольшую коробочку и ставит перед ней. – Поздравляю с днем рождения, сокровище.

Сладкие шестнадцать

В мой шестнадцатый день рождения мир был еще в порядке. По крайней мере, мне так казалось. Тогда еще не было мечтаний об Оскаре и страха перед смертью. Были только Тина, Алекс, я и наши наивные представления о будущем, которое никогда не наступит. Полтора года назад отец так же произносил тост, только тогда речь шла скорее об упорстве и интеллекте, а не о смелости и собственном пути. Мы так же сидели в «Медичи». Даже за этим же столом. И мы поднимали бокалы. За меня и все то, что меня ждет. Странная штука – жизнь. Кажется, все будет продолжаться так же, но так не будет. Она делает все, что захочет. Мы погружаемся в иллюзию под названием уверенность в завтрашнем дне.

Я отошла от темы. На чем я остановилась? Ах да, на моем шестнадцатилетии. Я до сих пор помню, как была счастлива. Может, неизвестность и есть счастье? Я не знаю. После выпитого шампанского родители передали мне конверт. Я и сейчас не до конца понимаю, зачем они это сделали. Я имею в виду, какой в этом был смысл? Возможно, они хотели сделать меня счастливой. Или создать видимость. В розовом конверте было три билета на самолет и бронь отеля. И через пару недель Тина, Алекс и я полетели на выходные в Лондон и заехали в Оксфорд. Я до сих пор помню, как чувствовала себя в тот момент, первый раз так далеко от дома. Помню запахи, звуки, которые я услышала, выйдя из поезда. Когда закрываю глаза, то снова оказываюсь там. В тот день я безнадежно влюбилась в этот город. В город и его атмосферу, в архитектуру и маленькие уличные кафе. Помню, как стояла на тротуаре, а голубое небо обнимало светлые каменные постройки, и в этот момент я поняла, что хочу здесь учиться. Я видела себя в консерватории. И была уверена, что в этом городе я встречу мужчину всей моей жизни и останусь тут навсегда. Сейчас, полтора года спустя, я знаю, что умру. Я встретила мужчину мечты не в Оксфорде, а в вагоне метро. И я никогда не буду учиться в университете, ни в Оксфорде, ни в любом другом.

Лариссе подарили электросамокат. Это так символично. Сестра следует по своему пути, в то время как мой заканчивается. Я могу представить ее на самокате, как она постепенно удаляется. Ее подарок недолговечный, в то время как мой был планом на будущее. И все, что от него осталось, – воспоминания и большая мечта, которая никогда не осуществится.

Когда официант приносит еду, общение прекращается, и картинки в моей голове заполняют сознание. Я слышу, как папа что-то обещает сестре, вижу, как она улыбается ему с облегчением. Но я не успеваю спросить, о чем идет речь, потому что меня отвлекает манящий вид соуса «Аврора», поэтому начинаю есть. Я одержима светло-оранжево-красными соусами для макарон. Я разглядываю свою семью. И, хотя каждый сам по себе, мы все равно вместе. Каждый находится в своем маленьком мирке из домашней пасты и рыбы-меч. Святое молчание. «Можно даже услышать звуки наслаждения», – думаю я и улыбаюсь. Странно, как все поменялось за последний год. Вообще все. Прежде всего, мне больше не шестнадцать. Я всегда была стара душой, находясь в молодом теле, но за последние полгода пугающе повзрослела.

Раньше в моей голове всплывала картина, какой я буду, когда вырасту. После того, как озвучили диагноз, эта картина, кажется, превратилась в карикатуру, и я старалась больше не думать об этом. Когда учишься жить, оглашение смертного приговора подобно сертификату, который означает окончание обучения. Я съедаю последнее равиоли и подумываю, не заказать ли мне еще макароны с рагу, но мой желудок скоро лопнет, а я еще обязательно должна съесть тирамису, поэтому беру чиабатту и макаю ее в соус.

Нет, мне больше не шестнадцать. А может, никогда и не было по-настоящему. Я так много думала, как будто пыталась за это время, которое у меня еще осталось, подумать обо всех вещах, которые могли бы произойти за всю жизнь. Я делаю глубокий вдох. Может, это и не было расточительством времени. Может, я такая, какая есть. Но последние недели посвящены моему желудку. У него нет шансов в борьбе против моего разума. Я чувствую, как последний кусочек хлеба, перемешанный с соусом, мягко тает во рту, и в этот момент я вспоминаю Оскара и дрожу от мурашек, бегущих по коже.