Счастье рядом - [30]
Мы, нарядные, сидим в машине и едем, практически не разговаривая, вниз по Нимфенбургерштрассе. Я всегда ее называю улицей социалистов, потому что она очень широкая и усеяна липами. Соглашусь, в наше время редко кто вспоминает социализм, но она напоминает мне именно его. Может быть, потому что это одна из улиц Мюнхена, где можно проводить парад, и там не будет тесно. Даже парочка танков спокойно поместятся на ней. Отец рассказывал мне, что раньше тут ездили трамваи. Могу себе это представить. Пути с кучей камней вокруг трамвайного полотна, остановки и зеленые насаждения. Мне кажется, раньше она выглядела лучше. Сейчас на каждой части дороги по полторы полосы, и, если уверен в безопасности, можешь использовать вторую. Эта улица изо дня в день переживает ожесточенные бои. Между водителями, которые едут рядом друг с другом, и теми, кто прекрасно себя чувствует на середине дороги. Я не встреваю, потому что у меня нет водительского удостоверения, и не могу высказываться по этому поводу. Отец всегда держится героически спокойно, а мама с неохотой выезжает в город, и, случись что, она точно не будет сигналить.
Я люблю эту улицу. Когда была маленькой, часто ездила с отцом в офис. С того времени я люблю эти высокие деревья, которые летом приглушают свет уличных фонарей и наполняют прохладный летний воздух запахом липового цвета. Как по мне, город начинается здесь. У нас дома все строго по правилам: подстриженные кустарники, широкие проезды. Мне больше нравится в городе. Может, потому что я там никогда не жила. Папа заезжает на подземную парковку и ставит машину на своем месте. На знаке на стене написано: «Старший партнер», а ниже: «Адвокатское бюро Ван Кампен, Кубики и партнеры». Мы выходим из машины и на лифте поднимаемся наверх.
Заведение, как обычно, забито битком, свободен лишь один стол. Он ждет нас, как необитаемый остров – утопающих. Мой желудок урчит, он знает, что его ждет хорошая еда. Владелец заведения подходит к нам, разводит руками и приветствует отца рукопожатием. С этой улыбкой, которую, как мне кажется, я знаю всю жизнь. Это добрая улыбка, которая светится в его глазах. Он мне нравится. Он подмигивает мне и провожает нас к столу. Мы часто бываем здесь, возможно, потому что отец работает неподалеку, и мы можем использовать то время, которое остается нам от дела Петерсена. Но это не главная причина. Как минимум, не для меня. Здесь нарядно, и еда действительно потрясающая. Мои фавориты – паста и рагу. И равиоли в соусе «Аврора». И тирамису. Да, в качестве прощального обеда я бы выбрала еду в «Медичи».
Мы заказываем напитки, затем я склоняюсь над меню и задаюсь вопросом, когда же смогу вскользь обмолвиться, что уеду на некоторое время. Я уже слышу удивленные голоса: «Уехать? Ты?! Куда?» Я знаю, как они будут смотреть на меня. Отец сделает свое адвокатское выражение лица, поднимет брови и едким голосом скажет: «Ага, ну и с кем?» И все, что я смогу ответить, будет: «С одним очень привлекательным молодым человеком, которого вы практически не знаете и в которого я безнадежно влюблена». На худой конец, я бы успокоила их тем, что они могут не беспокоиться о моем предохранении. Я не сделаю их молодыми бабушкой и дедушкой.
И ровно в этот момент мама, скорее всего, расплачется, а отец закроет глаза и, вздыхая, будет массировать переносицу. Нет, мне не стоит говорить это сегодня, по крайней мере, не за ужином. Это вечер Лариссы. Но я не могу им совсем ничего не сказать. Просто уехать и оставить записку. Или позвонить им, будучи уже в пути. Что они сделали бы в самом страшном случае? Посадили бы меня под домашний арест, когда я вернусь?
– А ты, Тесса? – спрашивает папа.
Я поднимаю взгляд – все смотрят на меня. Замечательно.
– Что, простите?
– Что ты будешь заказывать?
– Я возьму…
– Дайте угадаю! – перебивает меня официант и улыбается как-то по-итальянски. Он смотрит на меня так, будто пытается прочитать мои мысли, а затем триумфально произносит: – Равиоли, наполненные артишоком, с соусом «Аврора». Верно?
Я вообще-то хотела строццапрети и рагу из ягненка, но киваю, потому что он так рад и мне не хочется огорчать его.
– Точно, их.
– Я знал.
Он собирает меню и, улыбаясь, исчезает в направлении бара, а я размышляю, будет ли у меня еще возможность поесть пасту с рагу, или это мой последний ужин здесь. Я еще не успела прогнать из головы дурные мысли, как официант принес бокалы с шампанским и поставил их перед нами.
Мы поднимаем бокалы за Лариссу и чокаемся, и вместе со звоном бокалов неприятное чувство снова возвращается ко мне. Я больше никогда не отпраздную с ней день рождения, никогда не чокнусь с ней. В следующем году в это же время они будут сидеть тут втроем. Они будут заказывать еду, а официант будет спрашивать, почему меня нет с ними. Они расскажут ему, он будет растерянно смотреть в пол, и наступит неприятная тишина. Мама будет вытирать слезы с глаз, а отец тяжело сглатывать. Но потом они будут есть и поднимать бокалы. Они будут скучать по мне, но их жизнь продолжится. Без меня. Они день за днем будут преодолевать эти мысли, и постепенно меня с каждым днем им будет не хватать все меньше.
