Счастье первой тропы - [25]

«Держи карман шире!» — Дворин погладил трубку.

«Ты еще лысину погладишь», — подавляя ожесточение, подумал Григорий. И сам не знал, чего больше он желал теперь: найти недостатки или удостовериться, что все в порядке и провал только в одном цехе флотации.

— Так мы хотели бы вашей помощи, — не обращая внимания на руку Дворина, которая поднимала трубку, продолжал Григорий, хотя и видел, что Люду директорское движение покоробило, а Клим покраснел, точно это он был виноват. — Мы очень бы хотели как можно лучше подготовиться к докладу на парткоме. Как вы решите, так и будет. Хотите, будем встречаться с вами каждый день и обсуждать детально все вопросы. «Ага, ты поморщился, так я и знал». Хотите, предупредите свой аппарат, чтобы никто не создавал нам препятствий, и мы будем избавлены от необходимости бегать к вам и отрывать вас по пустякам.

Директор поднял трубку с откровенным нетерпением.

— А хотите, звоните любому из нас и вызывайте по любому поводу и позвольте нам звонить вам. Советоваться.

Григорий умолк, изображая саму покорность, но внутренне ожесточаясь.

Директор приложил трубку к мясистому уху:

— Дайте гараж, гараж, говорю! «Дети, мальчишки, ребятня. Да никто не будет вам препятствовать, вы сами запутаетесь». Гараж? Дворин это! Одну минуту, погодите, — и, не отстранив трубки от уха, заявил: — Действуйте. Вы же комиссия, — он не удержался от насмешливой интонации, — комсомолия, вам и карты в руки! Гараж! Что же вы мне опять две машины даете?

Дворин не смотрел, как комсомольцы уходили.

...Комиссия пошла по цехам. Клим, взявший на себя проверку механизмов, исчез среди машин. Люда направилась в гараж, а Григорий занялся сменным мастером Глебом Бочковым.

Серый пар стлался по цеху. И лицо Глеба совсем посерело, когда он оправдывался:

— Я на своем полигоне больше пятидесяти процентов дать не могу. Не могу!

Григорий смотрел на заметенные снегом камеры, давно не знавшие пара, и не прерывал тягостную паузу. Мучительно хотелось, чтобы Глеб оказался прав.

— Значит, не можешь?

Молчание.

— Но по графику ты обязан делать две карнизные панели для электролизного цеха.

— Да что, я графика не знаю? - вспылил Глеб. — Производственных мощностей нет! Тебе легко требовать. Пойдем в контору.

— Ну-ка, вскроем камеры! — сказал Григорий.

Вскрыли.

— Где же карнизные панели? — шепотом спросил Григорий, когда обнажилась пустота камер. — Где?

— Нет, нет у нас форм! — не в силах отвести глаз от Григория, отчаянно оборонялся Глеб, презирая себя за ложь и умоляя судьбу выручить его, не дать упасть до самого дна. Он бы хотел наполнить цех паром, дымом, пожаром, лишь бы не разглядел Григорий те две формы, что стояли в стороне совершенно пустые.

— Куда ты? — он опять чуть не схватил за рукав Григория.

— Так вот они, формы! — Григорию было трудно смотреть в жалкие глаза Глеба: их то ли паром заволокло, то ли слезами; они молили, взывали: «Если можешь, прости!»

— Так почему же ты не даешь изделий?

— Вы знаете, — незаметно для себя переходя на «вы», лихорадочно затараторил Глеб, — знаете, мы делаем дорожные плиты.

Глаза Григория расширились.

— Плиты? Какие плиты? Твоя задача — карнизные панели. Без них не пустить электролизный цех.

— Объем большой, трудозатраты маленькие. В графике это есть.

— Откуда есть? — и тут Григорий начал вспоминать. — Ну да, есть, но там же им отведено всего несколько процентов.

— А план мне надо выполнять? Вот я и делаю через день по две панели и каждый день по двадцать восемь плит. График по валу перевыполняю. Это же заказ совнархоза — для автострады. У меня тут второй график.

— Кем же он утвержден? Где он?!

— Начальником цеха утвержден.

— Какой второй график? Мы сорвем пуск электролизного цеха. Ты соображаешь или нет, что ты делаешь?

— Мне приказывают.

— А ты сам за что-нибудь отвечаешь? Мы тут бьемся, ищем, куда утекает железобетон, сроки срываются. А ты видишь и молчишь?

— Что это вы? — спросил подошедший к ним старичок.

В шапке, забрызганной известкой, он был точно гриб-мухомор.

— Младенский! Ну Младенский! Ты здесь! — никак не мог сдержаться и все старался не выругаться Григорий. — Ну и шкура ты! Второй график откуда?

— Ну, закури, Григорий Николаевич, ну, закури! — старичок выгреб из бокового кармана телогрейки пачку папирос, раскрыл ее. — «Гвардейские»!

— Я тебе закурю, ты не виляй! Я тебя знаю. Диву даюсь, как ты сюда попал. Кто дал право на двойные графики?

Пачка папирос захлопнулась. Младенский забыл опустить ее в карман:

— Главный инженер Буранов, директор товарищ Серафим Иннокентьевич Дворин приказали. Они велели. А я что? Я всего лишь старший мастер.

Григорий готов был ударить и Младенского и Глеба, но больше всех он «впаял бы» себе. Он поспешно отвернулся и вышел. «Сам, сам я шляпа! Куда смотрел? Времени не хватает. А теперь до чего докатились! Как этот мухомор несчастный сюда пробрался?»

Он вышел из цеха на мороз, вспоминая, как Младенский любил «обмыть» получку новичка, приписать и поделить приписанное. «Миримся, миримся, а потом отзывается это! А хорош Серафим Иннокентьевич! Кого подобрал! Нет, тут, видно, здорово мы увязли!»

К Григорию спешила Люда.