Сходство с колобком усилилось. Коричневая ковбойка казалась хорошо пропеченной корочкой.
— Я вот считаю, что смысл жизни — здоровье. Если я здоров, значит я счастлив, потому что работаю, потому что создаю условия для счастья других. А что такое больной человек? Больной — самый несчастный человек! Я содрогаюсь при мысли, что могу оказаться больным. Знаю, погибнуть мне не дадут. Но какая жалость будет надо мной витать! Я в каждой улыбке буду ее чувствовать. А больной практически никому не нужен. Человеческая порядочность не позволяет бросить его. Но как страшно: слушать утешения и знать, что ты людям в тягость.
— К чему ты это, бублик милый? — крикнул кто-то.
— К тому, чтобы мы получше питались. Тогда в здоровом теле будет здоровый дух. Тогда здоровый человек будет лучше заниматься физкультурой, будет сильней, будет больше приносить пользы.
После колобка на трибуну поднялся бритый наголо парень с твердым взглядом и звучным голосом.
— Главное, нужно честно трудиться. Мне, тебе, ему — всем. Каждый должен чувствовать ну так — когда кран груз несет; если уронишь его, то все испортишь. Если я плохо сработаю, то и всем остальным плохо будет. Нечестно жить только для себя!
— Больно ты грамотный! — осадил его конопатый верзила. — Ты давай по существу крой. У нас тут не о коммунизме речь идет!
— Что ты мне глотку зажимаешь? Я что, о коммунизме говорить не могу? А почему я не могу говорить о своем кровном?
Зал одобрительно загудел.
— Ну ладно, — не сдаваясь, фыркнул конопатый, — вот ты о каждом здесь говоришь, словно уверен в них, как в себе. А если бы твои товарищи тебя в беде бросили, как бы ты тогда запел?
Зал притих.
— Так... это по обстоятельствам нужно смотреть...
— Ты не развивай теории, — перебил конопатый.
— Это надо посмотреть, при каких условиях. А ты бы как поступил?
— Я бы их — под суд!
— Значит, так сразу и под суд? А где ты сам был до этого?
На сцену выскочил длинный худой парень и несколько раз обошел вокруг трибуны.
— Ты что вокруг нее, как вокруг невесты, кружишь? Сватайся!
— Нет, — ответил он. — Если скажу, что думаю, то попадет мне.
— Не бойся! Здесь все свои.
— Свои-то свои, а вдруг влепят мне?.. — и под свист зала покинул сцену.
На трибуне вырос новый оратор. Шея почти такая по ширине, как голова. Плечи крутые, налитые силой. Он крикнул:
— О семейном счастье забыли вы, простофили! Побоку мне эти кринки, склянки, корыта, кухни. Все это мешает любви. Женщина должна быть красивой, изящной, нежной. Тогда я буду на нее молиться.
— Ты найди себе красивую бездельницу да постой сам у печки! — крикнули ему из зала.
— А моя жена и трудится, и детей воспитывает, и хозяйка что надо, и красивая. А что, если красивая, то должна быть барыней? — выкрикнул кто-то из задних рядов.
Один парень из первого ряда спросил выступающего:
- Ну ладно, красивая. А вот если неряшлива она? Вот скажи не для собрания, а для души: какая она должна быть — любимая? И что такое любовь?
— Ты, ты скажи! — обратились к нему из зала.
Он круто обернулся:
— И скажу! Да, скажу! Я вижу перед собой девушку, которая озаряет меня, как солнце. И когда я с нею счастлив, это и есть любовь. И такая любовь на подвиг поднимает.
Кто-то хмыкнул. На хмыкнувшего цыкнули. Кто-то не то восхищенно, не то упрекающе заявил:
— Это он книг начитался!
Но парень из первого ряда возразил:
— Книг? Смотря каких книг. А то у нас в иной литературе принято так, что если красива, то бездарна. А если труженица, то некрасива, но зато душевно наполнена. Ничего подобного! Бывает, что и трудится она хорошо и она же мещанка!
— Верно! Такой только деньги нужны, и уют ее как паутина!
— А я, — продолжал парень из первого ряда, — отдам предпочтение той, которая красива духовно. Хотя верю в то, что может быть в единстве и внутренняя и внешняя красота.
Парень из первого ряда сел. На трибуну вышел другой — худенький, с запавшими щеками. Он трижды поправил очки, как бы рассекавшие его тонкое лицо надвое. И вдруг позвал:
— Ну иди, Аннушка, иди! — снова поправил очки, решительно взъерошил волосы.
— И этот о любви! — крикнул кто-то.
— Да, о любви. К труду! — и парень вышел из-за трибуны. — Человек рожден трудиться. Понимаете? Рожден. Историческая неизбежность. Без труда не будет прогресса. И как же счастлив тот, кто познал радость в этой неизбежности! Он может всю жизнь махать кувалдой и будет счастлив. А другой пусть и трудится лучше первого, но лишь потому, что ему нужны деньги. И он, этот любитель большого заработка, если бы была возможность не работать, не работал бы.
Парень налил себе воды, жадно отпил половину.
Зал с интересом ждал.
— Первый счастлив, самый счастливый на свете человек, потому что труд поднимает его до высот. Не до высот славы, нет! До духовных высот. И я теперь сам понял, какая мудрая пословица у туркмен: «Если ты не вырыл ни одного колодца, не вырастил ни одного дерева, не убил ни одной змеи, ты зря пришел на эту землю». Вот первый понял эту пословицу, а второй всю жизнь чувствует, что на шее его висит камень. А есть и совсем жалкие люди: которые трудятся ради славы. Те, для кого слава всего важнее, те несчастные. — Он допил воду, опять поправил очки и спустился со сцены.
