Сценарий собственных ошибок - [25]

– Зачем же на электричке маяться? Моя машина к твоим услугам, – галантно отозвался Володя, не умеющий, однако, скрыть, что удивлен.

– Нет, только электричка! – притопнула каблучком домашних туфель Инна. – Машина у меня самой есть, и водитель… Но мне на ней надоело! Пробки, смог, бандиты-гаишники… Решено – едем на электричке!

– Инночка, извини, но я избегаю ездить на поездах, – на дне Володиного голоса затаилось напряжение, точно Инна коснулась давней незажившей раны. – Только в своей машине мне спокойно и уютно. Ты тут ни при чем: тебе бы я со всем удовольствием услужил. Просто с поездами у меня связано одно тяжелое воспоминание…

Инна задумалась, стоит ли соглашаться на машину? И когда она пришла к выводу, что – стоит, шум в холле возвестил о прибытии хозяина дома.

– Ну вот видишь, – негромко сказал Володя, стоя в просторной комнате между супругами, точно меж двумя электродами, создающими сильнейшее электромагнитное поле, – все и уладилось. Все в порядке… Я тогда поеду, а?

– Володь, останься, – попросил Игорь, слегка отодвигаясь в сторону, противоположную Инниной.

– Останься, Володя. – Инна, в упор глядя на мужа, изобразила самую томную из своих улыбок.

Из прошлого: Озерск

Владимир Сигачев родился в семье небогатой, но справной. Отец, мать, старший брат – все они звезд с неба не хватали, но на жизнь себе зарабатывали, по озерским понятиям, нормально. Благополучные, по мнению соседей, были эти Сигачевы. Не пьяницы, не дураки. Отец – технолог на химкомбинате, мать – главный диспетчер на автобазе. Брат Витька в армии был танкистом, а после легко получил место водителя автобуса. В общем, и Володе светила похожая участь, которой он, добрый и покладистый, не слишком тяготился бы, если бы не одно обстоятельство – талант. Он, сколько себя помнил, всегда что-то малевал, нацарапывал, набрасывал – на асфальте, на скучных и протяженных озерских заборах, в блокнотах, которые покупала ему мать вместе с цветными карандашами – они всегда ужасно быстро кончались. В первом классе Володя мог провести прямую линию без линейки, а это, он где-то слыхал, верный признак способностей художника. А в седьмом классе его города будущего, полупрозрачные, бликующие голубым светом в окнах, заняли первое место на областной выставке творчества школьников. Так что, в отличие от родных, он стремился достать звезду с неба.

Но звезды над Озерском стояли высоковато – не дотянешься рукой… Чтобы учиться на художника, надо было перебираться поближе к кремлевским. Обмозговывая свое будущее, Володя неоднократно приходил к этому выводу. Поэтому идею Сашки поддержал сразу же. А что ради осуществления идеи придется потрудиться – да это ведь всегда так. Семейные традиции приучили Володю не бояться никакой работы. А физической – особенно. Если со школьной наукой Сигачев не всегда бывал в ладах, за исключением черчения, рисования и, как ни парадоксально, математики, то физические нагрузки он, невысокий, но крепкий, любил. Пока руки работают – голова отдыхает. В это время у него часто рождались образы, которые потом появлялись на рисунках.

Насчет разгрузки вагонов удалось договориться как раз Володе через знакомых матери. Мать, правда, как услышала, начала причитать, но Витька и отец выступили за него единым фронтом:

– Вовке прямая дорога в Москву – нехай зарабатывает!

– Так он же надорвется, – всхлипнула, уступая, мать. В их семье было принято, чтобы женщины уступали мужчинам.

– Ничего, сдюжит. Здоровый лоб, да на нем пахать и пахать! А надорвет пупок – так он художнику и не нужен, они другим местом рисуют, – пошутил, в меру своих способностей, отец.

И потянулись изнурительные дни. С утра – школа, потом – срочно уроки, а по вечерам – разгрузка вагонов. Нет, Володя не надорвался, но было очень тяжело. Особенно пока не научился… Вроде работа несложная, а есть, есть и в ней свои хитрости! Первым делом приходится уяснить, как поднять с земли мешок или ящик – так, чтобы не сорвать спину. Повредишь позвоночник – все: на этом твоя грузчицкая карьера и закончится. Правда, старшие товарищи по работе попались ничего мужики: хоть и покрикивали, и поругивали, но зорко надзирали, чтоб не искалечили себя молодые «энтузазисты», как их здесь называли. На Сашку они особо часто порыкивали: шустрый был, бойкий, все старался сделать с наскока, с нахрапа… Володя про себя удивлялся: если он, физически хорошо развитый, утомлялся после погрузки-разгрузки так, что еле доволакивался до кровати, что же должен был испытывать Сашка? Тонкий, хрупкий, один чубчик да глаза, но жилистый. А как работает – всех заражает своим примером.

Без всяких педагогов и учебников поняв, что первое дело для художника – уметь увидеть, а не только изобразить, Володя постоянно и с удовольствием наблюдал за всем, что происходит вокруг.

Вот Андрюха работает так, чтобы не перетрудиться. Нет, не то чтобы откровенно отлынивает – просто ищет, как бы попроще и поэкономнее разделаться с этой тягомотиной. Хотя беречь силы ему нет особой необходимости. Физически он парень крепкий, сложен отлично – пожилая учительница литературы как-то раз даже сравнила его с античной статуей – но для грузчицкой работы малопригоден. Вот на женщин любого возраста действует неотразимо. Просто смешно, что этот красавчик до сих пор в девичьем обществе смущается, не смея поднимать глаз на противоположный пол. Не то что Игоряха, который на девок очень даже заглядывается… более чем. Правда, они на него не слишком чтобы обращают внимание: наружность обыкновенная, да и одет бедно, сразу видно, что такой в кино не поведет и шоколадные конфеты не подарит. С Андрюхой бы пошли ради внешности; но скромен – просто беда. Вот если бы люди могли меняться внешностью, как одеждой! Если бы у Игоря намечалось свидание, Андрюха одалживал бы другу свое лицо и фигуру. На один вечер всего – он не жадный!