Сценарий для третьей мировой войны: Как Израиль чуть не стал ее причиной - [84]

С пониманием были встречены слова, что у него «нет готовых рецептов» для решения назревших задач. Но тут же последовало заявление: «Следует решительно повести борьбу против любых нарушений партийной, государственной и трудовой дисциплины». Это, конечно, правильный, но неужели единственный путь к выправлению положения?

Совсем ничего нового не прозвучало в кратких пассажах, посвященных внешней политике Советского Союза. Все то же о неизменности курса партии на «обеспечение прочного мира, защиты прав народов на независимость и социальный прогресс». А в числе первоочередных задач названы прекращение гонки вооружений, укрепление социалистического содружества, приверженность разрядке и переговорам по ограничению как ядерных, так и обычных вооружений. Без какой-либо конкретики.

Правда, это была всего лишь первая и к тому же официальная речь. Однако и первый визит к нему иностранцев после Пленума тоже не внес ничего нового.

3 декабря Андропов принимал в Кремле делегацию так называемой «семерки» — министров иностранных дел ряда арабских государств во главе с королем Иордании Хусейном. Они приехали в Москву проинформировать советское руководство о решениях, принятых в сентябре на общеарабском совещании в г. Фес (Марокко). Главы арабских государств утвердили там программу ближневосточного урегулирования, которая в основных чертах совпадала с шестью пунктами программы Брежнева — Филева. Поэтому на встрече в Кремле обе стороны с воодушевлением отмечали совпадение подходов. Андропов, правда, прервал это славословие и спросил:

— Можно ли считать, что участники совещания в Фесе и сегодня твердо стоят на этих позициях?

Его заверяли, что эта твердость непоколебима, хотя у самих такой уверенности не было. В общем, все было как всегда.

Самым интересным, пожалуй, было появление в Кремле саудовского принца Фейсала. Москва давно нацеливалась на установление отношений с Саудовской Аравией, и вот теперь случай представился. Этому вроде бы отвечала и личность саудовского министра иностранных дел. В своем дневнике я записал: «…лет сорока, красив, обходителен, остроумен». Уже при встрече он сказал сопровождавшему его дипломату, когда тот стал жаловаться на холода в Москве:

— Вот и хорошо, есть повод выпить!

А на встрече в Кремле начал свое выступление так:

— Господин Генеральный секретарь, разрешите мне рассказать первый анекдот, который я услышал на советской земле. Идут два москвича, и один другого спрашивает: «Что делает в Москве этот саудовский принц?» А другой отвечает: «Он приехал отпраздновать пятидесятую годовщину со времени посещения Москвы его отцом».

Андропов был доволен. Тем более что потом принц бросил такую фразу:

— Нынешнее положение в советско-саудовских отношениях неадекватно тем высоким оценкам, которые Саудовская Аравия неизменно дает роли Советского Союза в международных делах, и на Ближнем Востоке, в частности.

Эта тема потом была развита на встрече принца Фейсала с А. А. Громыко. Но прорыва не получилось — все дело уперлось в Афганистан. Саудовский министр так и сказал: «Главное препятствие на пути нормализации саудовско-советских отношений — это афганские события». Поэтому условились установить доверительный канал связи через послов в Лондоне или Париже.

В общем, и здесь ничего нового не произошло. Только перед самой встречей с делегацией арабов в Кремле Андропов задал заведующему ОБВ короткий, как выстрел, вопрос:

— В чем суть расхождений между советской и американской позициями по палестинской проблеме? Можете сформулировать это коротко, одной фразой?

Я ответил:

— Советский Союз выступает за создание независимого палестинского государства, а США — за ограниченную автономию.

Но Генсек продолжал допрос:

— Какой из этих двух подходов имеет больше шансов на успех?

— Оба подхода пока таких шансов не имеют, — прозвучал ответ. — Однако арабы колеблются.

Вопросов больше не было. Но сам по себе этот стиль, четкость в постановке вопросов, желание разобраться в существе проблем и понять, насколько владеют этими проблемами его подчиненные, были уже новостью.

Конфуз с Громыко

Было и другое нововведение — ужесточение.

Оно началось еще перед смертью Брежнева. А во время визита Асада в октябре Устинов подписал соглашение о размещении советских ракетных зенитных полков в Сирии, о котором, как оказалось, даже Громыко толком не знал.

Тут с ним случился явный конфуз. 2 декабря 1982 года, — двух недель не прошло после смерти Брежнева, — Громыко принимал сирийского министра иностранных дел Хаддама. В ходе беседы он неожиданно спросил, чем объяснить, что до сих пор не подписано соглашение о размещении советских зенитных ракетных частей в Сирии?[82]

Хаддам пожал плечами и ответил, что Устинов и Тлас подписали такое соглашение во время недавнего визита Асада в Москву 18 октября 1982 года. Но Громыко настаивал:

— Вы уверены, что оно подписано?

Хаддам подтвердил, а Громыко принялся шепотом ругать своих дипломатов, почему ему не доложили. Хаддам между тем говорил:

— В настоящее время в Сирии находится заместитель командующего ПВО СССР, который контролирует ход необходимых работ по оборудованию позиций. Насколько мне известно, советский персонал начнет прибывать уже в первые недели января 1983 года.