Сбывшиеся мечты - [23]

Я оставила с ней Эгана и вернулась в ванную комнату. Вода в ванне была розовой от крови. Борясь с подступающей тошнотой, я сунула руку в эту воду, сама не зная, что там обнаружу. Я осторожно нащупала мыло, а в нем что-то острое. В розовое мыло было вставлено тонкое как волос лезвие бритвы.

Боковым зрением я увидела, как кто-то в темном остановился возле меня, и почувствовала слабый запах фиалок. В дверях ванной появилась мадемуазель Софи. Она смотрела на ванну и яркие пятна крови на коврике. Ее глаза сузились, и она, ничего не сказав, двинулась по коридору с тем удивительным проворством, которое она демонстрировала, когда хотела.

Я выскочила в коридор и окликнула ее:

— Мадемуазель Софи!

Эган тоже выскочил в коридор, только для того, чтобы увидеть, как она исчезает на лестнице, ведущей в башенку. Он было бросился за ней, но я остановила его и показала мыло, которое держала в руке.

— Вот и все, что мы можем от нее получить, — спокойно сказал он. — Она должна уйти.

На лестнице появился Конор и спросил:

— Что случилось?

Я обо всем рассказала ему со всей объективностью, на которую была способна. Показала ему мыло. Рассказала ему о порезанных платьях Марии. Пока я говорила все это, Мария сама показалась в дверях своей комнаты.

— Я в порядке, Керри, — сказала она. — Пожалуйста, не поднимайте шума.

— Где Эган? — отрывисто спросил Конор.

— Пошел к Софи.

Конор тоже направился к башенке. Мария схватила меня за руку:

— Идите с ним, Керри. Они не должны прогонять Софи.

— Но если она так опасна…

— Она умрет, если оставит это место. Я не хочу, чтобы они отсылали ее из-за меня.

Я колебалась. Но мне захотелось уважить желание Марии; ее хорошенькое, все еще бледное лицо стало вдруг совсем взрослым. Я побежала за Конором.

Мадемуазель Софи стояла в своей комнате, прижавшись спиной к стене, будто ей уже некуда было отступать. Ее голова тряслась так сильно, что седые волосы совсем растрепались.

Ее глаза отыскали меня, будто это я была ее главным обвинителем.

— Но это не я, — прошипела она глухо. — В этом доме бродит убийца, но не я это сделала. — Она посмотрела на Конора и Эгана, и ее голос возвысился: — И они осмеливаются обвинять свою кузину в таких делах. И это меня, которая так много работает и боится Бога и которая служила им, когда они еще были детьми! И они смеют обвинять ни в чем не повинную старую женщину в таких делах!

Она пошатнулась, и я подхватила ее. Ее косточки под моими руками были тонкими, словно птичьи.

— Никто не знает, кто это сделал, мадемуазель Софи, — сказала я. — Никто не знает точно.

Эган помог мне поддержать старуху. Мы уложили ее в постель.

Конор сказал:

— Все в порядке, Софи. Мария не пострадала. Почему бы тебе не вздремнуть перед обедом?

Мы оставили ее. Может быть, это и в самом деле не Софи? Я смотрела то на Конора, то на Эгана. Они были потрясены, то ли тем, что случилось, то ли реакцией Софи на обвинение. Может быть, я слишком доверчива? Я поверила ей, когда она сказала, что не виновата, хотя и не могла представить, кто бы еще мог сделать такое.

Глава 10

После этого случая мадемуазель Софи сильно изменилась. Она стала еще более болезненной, словно увяла и потеряла свою горделивую осанку. Во вторник Эган возил ее к ее врачу в Ниццу. Я запомнила этот день, потому что именно тогда в «Ферме» появилась туристическая группа «Форин Джанкетс» — любители пикников. Мария поехала за покупками, следовало восстановить испорченный гардероб. Ее отношение к Софи осталось таким же доброжелательным, как прежде.

Кто-то должен был остаться наблюдать за отелем, и я предложила свои услуги. Эган был благодарен, а мадемуазель Софи — по-прежнему угрюма. В своем опрятном черном платье и белых перчатках, она открыла кладовую, где хранилось льняное столовое белье, выдала необходимое Камилле и снова аккуратно заперла дверь.

Тем утром я узнала от Эгана, что Софи несколько лет назад перенесла удар. Если это повлияло на ее рассудок, то как она могла отвечать за свои поступки? Если только она виновата. Но кто еще? Конечно, это мог быть любой гость, в том числе Лаура или Абдикяны, у которых было время и возможность, чтобы вставить бритву в мыло. Но с какой целью, если только они не сумасшедшие?

Случилось так, что мне было нечем заняться. Я нарвала столько цветов, что не во что было их поставить. Вспомнив о старых разрозненных китайских безделушках, я решила поставить их в столовой. Она нуждалась в ярких красках, которые оживили бы старые скатерти.

Берта разрешила мне заглянуть в кладовую, где хранился фарфор, и я нашла там множество сахарниц без крышек, кувшинов разных форм и размеров. Берта только пожала плечами, когда я спросила, можно ли мне использовать их; никто не интересовался этой посудой уже много лет. Я заполнила их цветами и поставила на каждый обеденный стол, а одну супницу оставила специально для цветов с длинными стеблями и поставила ее на тот стол, где выставлялись вина и корзины с фруктами.

Я была очарована происшедшей переменой и уже собиралась нарвать цветов для спальных комнат, где на бюро стояли маленькие пустые вазочки, как зазвонил телефон. Я предположила, что это какой-то клиент, желающий снять комнату на ночь, и побежала к телефону.