Сборник статей - [4]

В качестве примера приведу стихотворение Пушкина “Я вас любил”, одно из стихотворений, тайна очарования которого кажется необъяснимой — ни одного тропа, ни одного сравнения, ни одного образа — проще прозы.

Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренне, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Стихотворение покоится на трех звуковых комплексах. I комплекс состоит из звуков: в, з, м, ж, н и гласного звука о, который как бы окольцовывает их, встревает между ними, вбирает их в свое лоно. Этот комплекс как бы представительствует от слова “невозможно”, которого “ни нежней, ни печальнее нет”. Неважно, что это сказал Анненский, бывший после Пушкина. Важно то, что этот комплекс звуков напитался от слов, включающих эти звуки, печальным и нежным смыслом, который мы собрали в слове “невозможно” для удобства его распознания. Важно и то, что этот единый смысл как бы тенью стоит за спиной каждого слова, включающего хотя бы один из этих звуков, и связывает их внутренней связью.

I комплекс располагается преимущественно на конце строк, т.е. в наиболее сильной позиции: может, тревожит, безмолвно, безнадежно, нежно.

II комплекс представлен звуковым образом слова “любовь”: любил, любовь, любил, любил, любимой — 5 раз на восьми строках один и тот же звуковой образ.

III комплекс иллюстрирует угасание чувства. Представительствующие от этого звукообраза звуки г и с, а также глухие согласные — п, т, ш, х, ч, рассыпанные в словах этого комплекса, как будто гасят, тушат, пригашают, утишают любовь, которая прорывается трижды в трех задрожавших под ударением инородных по звуку на фоне глухих с, п, т, ш, х и попавших в одинаковое звуковое окружение, что также способствует их выделению, нотках ро и ре (“то робостью, то ревностью”) и в последней искорке (“так искренне”), чтобы уже в следующем слове найти успокоение (“так нежно” — это возвращение на круги комплекса “невозможно”). В стихотворении “изображена” невозможность любви и ее угасание. Угасание, потому что — невозможность.

Заметим, что звук получает способность вступать в ассоциацию со смыслом только тогда, когда он повторен хотя бы еще один раз. Если бы глухие согласные в приведенном стихотворении не повторялись в стольких словах, никакого “угасания” не получилось бы. Единичный звук, если он нигде больше не повторен, не может принять на себя семантическую нагрузку (один в семантическом поле он не воин).

Звуковой повтор как “прием” был отмечен не однажды. Е.Д.Поливанов называет повтор “главным принципом, по которому организуется звуковой материал в поэтическом произведении” [Е.Д.Поливанов, Общий фонетический принцип всякой поэтической техники, ВЯ, 1963, № 1, с. 106]. Количество же звуковых повторов должно находиться в строгом соответствии с той функцией, которую выполняет повторяющийся звук. “Не надо думать, что поэтические достоинства стоят в прямо пропорциональной зависимости от количества случаев неканонизированных повторов...” [Там же, с. 109]. И хотя, как мы выяснили, звуковые повторы несут смысл, сюда неприложим принцип “маслом каши не испортишь”, потому что каждый звуковой повтор несет в себе некоторую смысловую частицу, которая, в отличие от звука, не нуждается в повторении; смысловой повтор будет ненужным излишеством (“маслом масленым”).

Следует заметить, что часто смысл возникает благодаря связям совершенно случайным и чисто внешним (во власти контекста сделать ассоциацию объективной).

Вспомним — это поможет образно представить существо дела — то место из “Войны и мира”, где Пьер во сне продолжает свои размышления, пытаясь решить сложные вопросы бытия. Решение, как ему кажется во сне, приходит с внезапно возникшим в сознании словом “сопрягать”, полным для него глубокого смысла. Это слово было вызвано возгласом ямщика, будившего его — “запрягать!”.

То же самое происходит и с поэтическим словом: возникшее по звуковой ассоциации, оно выражает больше, глубже и совсем не то, что выражает одиночное и ординарное словарное значение.

III

До сих пор речь шла об ассоциации звука, являющегося частью семантического поля стихотворения, со смыслом, выражаемым звуковыми образами слов, принадлежащих тексту и оставшихся за его пределами. Теперь же речь пойдет об ассоциации звука семантического поля стихотворения с явлениями неязыковыми.

Приведу стихотворение М. Цветаевой, посвященное Блоку. Это стихотворение, проводящее параллель между звуковым образом слова и смыслом, не имеющим отношения к слову как языковому явлению, должно послужить доказательством того, что такая ассоциация возможна.

Имя твоё — птица в руке,

Имя твоё — льдинка на языке.

Одно-единственное движение губ.

Имя твоё—пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту.

Камень, кинутый в тихий пруд,

Всхлипнет так, как тебя зовут.

В легком щелканье ночных копыт

Громкое имя твое гремит.

И назовет его нам — в висок

Звонко щелкающий курок.

Имя твоё—ах, нельзя!—

Имя твоё — поцелуй в глаза,