Сборник статей - [2]
Не только звуковой образ морфемы, ассоциируясь с ее значимостью, вызывает к действию “несобственный” смысл, непосредственно звуком не передаваемый. Таким же свойством обладает так называемый “звуковой повтор”.
Повторяющийся звук, выделенный в звучании, а тем самым и в сознании, вступает в ассоциативную связь с семантикой тех слов, которые его содержат. По закону ассоциации II рода образ звука наделяется “несобственным” смыслом — смыслом того слова, в которое он входит составной частью. Посмотрим, как это происходит, на примере из стихотворения Пастернака о Блоке:
Звук о ассоциируется со смыслом слова “широко”, в выражении которого он участвует. Стоящий в сильной позиции и трижды повторенный,. он принимает на себя семантическую нагрузку: когда он опять и опять настойчиво звучит в последующих словах, то еще не забыто это “широко” и вызывается и присоединяется его смысл к сходно звучащим, благодаря повторяющемуся звуку о, словам: толока, суматоха, сенокос. Уже в первой строке этот звук выделяется из ряда других, и смысл слова “широко” вносится этим звуком в семантику других содержащих его слов. Одновременно он вбирает в себя и их смысл, так что семантическое содержание этого звука растет, как снежный ком. Ассоциируясь со смыслом слов, в которые он входит, звук о вбирает его в себя и разносит по другим словам, насыщаясь также и их смыслом. То же самое происходит и со звуком у, повторяющимся в словах: луг, раскинулись, суматоха, вокруг.
Этот процесс можно сравнить с перекрестным опылением: звуки — бабочки, переносчики смысловой пыльцы, перенося ее от слова к слову, оплодотворяют слова. И под конец, напитавшись смыслом всех оплодотворенных слов, звук приобретает способность самостоятельно нести семантически сложное содержание, не передаваемое семантически более бедными значениями слов и словосочетаний. Достаточно сравнить смысл словарных значений со смыслом, наполняющим звучание этих слов, в последующих строках стихотворения:
Или
чтобы почувствовать смысловую весомость звуков о и у в этих строках.
Осмысленный по ассоциации звук способен выражать содержание во всей его неразъятой сложности. “Человек невольно и бессознательно создает себе орудия понимания... на первый взгляд непостижимо простые сравнительно с важностью того, что посредством их достигается” [А.Потебня, Мысль и язык, Харьков, 1913, с. 110].
Благодаря общему звуку в словах совершается обмен смысла, взаимопроникновение смысла, которое отмечалось неоднократно многими теоретиками стиха как сходство значений, обусловленное сходством звучаний.
Именно сходство звучаний позволило П.Антокольскому назвать синонимами такие слова, как “расставили” и “рассадили”, “рассόрили” и “рассорúли” в стихотворении М.Цветаевой [П.Антокольский, Книга Марины Цветаевой, “Новый мир”, 1966, № 4, с. 222], потому что, смешав благодаря общему звуку свои значения, они действительно в тексте оказались синонимами.
Так осуществляется “соединение далековатых понятий”, которое увидел Ломоносов, и возникает “эмбрион сходства”, который обнаружил Якобсон, подтверждается “теснота ряда”, которую установил Тынянов, и происходит “сопряжение смыслов”, которое выявил Лотман.
II
Речь шла о контекстных языковых ассоциациях, при которых звук ассоциируется со смыслом входящих в текст слов.
Существуют и внеконтекстные языковые ассоциации II рода.
Если сходство звучания играет такую важную роль, то нетрудно согласиться с тем, что по этому “формальному” признаку слова могут составлять родственные ряды наподобие деривационных рядов, имеющих свойством общность значений. Слова, происходящие от одного корня, могут так далеко разойтись в значениях, что совсем не воспринимаются как родственные (напр., радуга и доить) [Пример, заимствованный у Потебни]. Неудивительно, что реально ощущаемая общность звучания способна объединять слова в звукосемантические ряды [Звуко — по типу связи, семантические — по следствию этого типа связи, так как подобные в звуковом отношении слова приобретают семантическую общность] типа: извив, извилина, изворот, излучина, измена, излом, изгой, изъян и т.д. Каждое из этих слов способно потянуть за собой любое другое из этого ряда, способно сохранять связь, которую не может игнорировать поэт при выборе слова. Типичным и продуктивным в поэзии является рифменный звукосемантический ряд: розы — угрозы — морозы; вновь — кровь — любовь, или: половина — глина — исполина — осина — лавина — невинно — былина — ряд, созданный и использованный Пастернаком во второй балладе. Принадлежность слова к “роду-племени” созвучных ему слов (существование звукосемантических семейств) способна и помочь и помешать поэту. Но во всяком случае не учитывать ее невозможно.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.