Сборник статей - [65]

Может ли собственное в смысле частного после оформления у нотариуса стать собственным в смысле подлинного? Будет странно звучать, если мы скажем, что новые экспериментаторы с собственностью обмануты лексикой и заняты исключительно грамматическим упражнением, сведением двух разных до противоположности смыслов собственного в мечтательное единство, но похоже, так оно и есть и иначе быть не может, когда люди, спеша делать, не успевают думать. Что десятилетия истории с миллионными жертвами и немыслимыми страданиями терпеливых масс растрачиваются на прояснение того, что должно было бы стать сколько–нибудь внимательному слуху внятно и так, — это оборотная, непостижимая, иррациональная сторона рационального сознания.

Мы давно заметили этот противоположный, полярный смысл собственности. Собственность как принадлежность добра такому–то юридическому лицу — до контраста другое чем собственность того, что вернулось к себе и стало собственно собой. Юридическую собственность всегда будут понимать с уважительным оттенком восстановления собственно вещи и собственно человека–собственника, потому что первые, основные смыслы имеют над нами неотменимую власть. Всегда именем будет привораживаться собственная суть именуемого. Когда, восстав против собственников, большевики оглохли к загадочному бездонному значению собственности, они лишили себя самой вещи, собственной сути. Когда теперешние приватизаторы надеются юридическим путем восстановить собственность, они так же глухи к корням собственности в мире, снова не вслушиваются в ее глубокий смысл, воображая, что достаточно его назвать. От назвать до на–звать (пригласить) долгий путь. Оттого что Маяковский с нетерпеливой настойчивостью называл мое то счастливое собственное, которое принадлежит мне без отравы собственничества, оно не стало ближе. То же с нынешней «собственностью». Как бы даже не обернулось хуже.

Дело в том, чтобы возвратить собственность пустого собственничества к собственности вещей и их хозяина от несобственности коллективного хозяйствования. Беда его была не в том что отсутствовало единоличное владение, а только в том что собственно общества, собственно мира уже не было: общий (общинный) мир был перечеркнут справедливой войной против собственничества, которая однако мгновенно вывернулась прямо в руках людей из рук людей, стала неправой войной на вытравление собственного, тиранией сознания, подменявшего, подставлявшего, назначавшего мир в распоясавшемся принятии мер.

В популярной газете на первой странице графически даны результаты опроса населения, за демократию оно или за порядок. За порядок выступает большинство, за демократию крошечный сегмент, но это победа не порядка, а журналистики: ей стало быть удалось всё–таки внушить или навязать населению дилемму «демократия или порядок». Здесь всё по обыкновению журналистики перепутано. Порядок и демократия настолько не альтернативы, что изобретатель демократии афинский полис жил в условиях точнейшей, детальнейшей регламентации, просвечивавшей буквально каждый шаг гражданина. Современный французский фермер связан порядками землепользования, производства и торговли так, что его деятельность расписана буквально по часам. У нас нет демократии именно потому что нет согласной воли встроиться в общественно принятый порядок. Не результат, а сама тема опроса «демократия или порядок» вводит в заблуждение.

Переведем буквально важное место из «Философии права» Гегеля: «Вот уже близко к полутора тысячелетиям, как свобода лица начала расцветать через христианство и стала общим принципом среди, впрочем, малой части человеческого рода. А свобода собственности [реальная принадлежность земли без учета юридической закрепленности тому, кто способен обращаться с ней соответственно ее собственной сути — В.Б.] со вчерашнего дня, можно сказать, здесь и там была признана как принцип. — Пример из мировой истории о долготе времени, какое нужно духу, чтобы шагнуть вперед в своем самосознании, — и против нетерпения мнения». Случайно ли энергичная гегелевская краткость так размазана в русском идеологизированном переводе. Не вина ли марксистов в том, что они так и не осмелились настоять на старательном прочтении гегельянца Маркса, не говоря уже о самом Гегеле. Сейчас из–за дискредитации упрощенной марксистской философии страна метнулась в обратную сторону от направления, к которому по Гегелю движется человечество, — в сторону от свободы собственности, к закреплению формальной собственности за «пустыми господами». Впрочем, и нам, сегодняшним, Гегель советует не спешить и набраться терпения; «мировой дух» работает медленно и верно, его сроки это тысячелетия. Если мнение спешит и путается, тем хуже для него.

Свое, собственное неприступно для планирующего сознания, да и для сознания вообще. Сейчас наша страна одержима «собственностью» и всё, что похоже на нее, земля, богатства, «разобрано». Указать на то, кто разобрал, однако, трудно. И если затруднительно сказать, в чьих руках «собственность», то это неизвестность не секрета, как если бы новые властители, всё захватив, сами скрывались в темноте, а принципиальной неразобранности, неизвестности, кто собственно и что собственно захватил. Произошло как в 1917 году, когда стало ясно, что с собственностью что–то произошло, но была ли она захвачена или наоборот освобождена, кто собственно стал собственником и чего в стране, не стало по–настоящему известным до сих пор. Считается, что при социализме собственниками становятся «ведомства». Но существо «ведомства» и «подведомственности» остается в числе самых первичных, стихийных и непроясненных реалий общественного (общинного) мира.