Сборник рассказов - [9]

Голос могучим, в котором каждое слово, словно гром сотрясающей небо звучало, он заговорил, взглянув прямо в сотни огненных очей дракона:

- Да, - эту песнь придумал ЧЕЛОВЕК. Его звали Антонио, и он был моим ровесником. Он знал, что не признание, но муки и смерть его ждут, ибо не было в песни той слепого поклонения перед Богом, но была страстная попытка взглянуть на все эти незыблимые устои по новому. И он писал песнь эту искренне, как только может верящий в Любовь человек. Он пел ее людям и был схвачен инквизиторами - теми, кто и есть Зло - этой подлой трясине подлости людской. И его ждали муки, а потом сожжение на костре. Но, как бы не терзали его, он остался верен своей идеей - он остался борцом до конца. Когда же грозили ему адом, - он, истерзанный до неузнаваемости, смеялся им в лицо, и говорил, что их Рай - это ад для него. Ну а истинный Ад одиночества, - что ж, он готов был пройти и через него, чтобы стать потом свободным, чтобы любить вечно. И, когда сжигали его на костре, он запел эту песнь перед людской толпой. Инквизиторы хотели заткнуть ему кляпом рот, да не смогли от жара пламени, который уже подошел к нему. И последние строки проревел уже не юноша, но сжегшее его тело пламя... Текст песни остался, его записал один из слушателей, - в дальнейшем мой, так рано скончавшийся учитель Лука. И вот я спел эту песнь для тебя, Дракон, повелитель, иль слуга ада. Не знаю, есть ли ты Сын зари, но, скажи, - что дрогнуло в тебе, что ты вспомнил? Неужто юноша был прав, неужто он, единственный увидел то, что было в начале времен?

Дракон весь застыл и очи его, изжигая пространство, ослепительными болевыми шильями прорезались в ночи, - Пьеро глядел в них неотрывно, он чуял, он понимал страсть этого стоглавого.

- Ты спрашиваешь - я ли сын Зари, так ли было? Но я не помню! - в болящем страдании вспыхнул его стоглоточный голос: звездопад усилился все небо чертилось стремительными шрамами, а горизонт вспыхнул беспрерывной, яростной зарницей. - Я не помню, что было в начале. Но я помню боренье, я помню начальное стремленье к чему-то недостижимому - да, это я помню! Я помню время, - бесконечное время одиночества, - миллиард веков... Это вспышки ада - это вопли порожденной мною боли! Там, в моей бесконечной избушки, - я не знаю, есть ли я повелитель той, давящей на меня бесконечности - или же слуга ее! Твоим пеньем я вспомнил, что было что-то за тьмою этих мучительных веков; было что-то столь прекрасное, что, не в силах этого вспомнить, я страдаю сейчас так, как давно не страдал! И это страдание принес мне человек... я благодарен тебе!.. Что же это было - о как мучительно жажду я вернуться туда - за этот ад веков... О-о-о-о!!!

От вопля этого из ушей Пьеро и из ушей Аннэки кровь хлынула, однако они даже не вздрогнули, и, вновь смотрели в очи друг другу, чувствовали себя Богами, способными, питаясь из бесконечных родников друг друга, расти бесконечно...

И вновь глас Дракона:

- Помнишь ли ты наш уговор, певец? Помнишь ли, что, ежели заставишь ты сердце мое всколыхнуться, вспомнить про ЛЮБОВЬ, то я навсегда оставлю этот город, оставлю и эту девушку, но возьму в Ад тебя. Так вот - что такое ЛЮБОВЬ я не вспомнил, но ты принес мне в сердце сладостное, наполняющее меня какими-то неясными мечтами страдание! За тьму веков ты первым донес это до моего сердца!

- А юноша и девушка?

- Про кого ты?

- Про тех двоих молодых влюбленных, которые первые из этого города пожертвовали жизнью, пошли на вечные муки, ради свободы своей земли родной, ради детства, ради пения птиц!

- Про тех... я не знаю, где они... Но я возьму в ад тебя! Слышишь - я оставлю этот город, я оставлю эту девушку - я исполню свою клятву! Ты пойдешь в ад со мной, навечно!

- Да, я готов...

- Что же... - в страдании прошептал дракон, медленно приближая свои огнистые очи.

- Но подожди. - остановил его Пьеро. - Мы уговаривались до рассвета, а он еще не наступил - у меня еще есть время, о страдалец одинокий!

- Но, какой тебе в том толк, певец? Часом больше, часом меньше; все одно - тебя ждет вечность в аду, все одно - вечность ты будешь петь для меня все новые песни...

- Но я увижу в последний раз зарю! Я прощусь с этим миром на рассвете, когда все пробудится к жизни новой. - он смотрел на Аннэку, которая плакала - плакала безмолвно, и лик ее в звездном свете, не был ликом плоти - но был ликом духа - бесконечного и чистого родника. - ... И с тобой мы простимся. - шепнул он.

И вот он вновь провел пальцами по струнам, - глядя на Аннэку, он видел и небосклон за нею - извлекая эту, последнюю свою песнь, он видел, как с каждым его словом разгоралась за нею заря. Как эти могучие огненные потоки страстью по небу разливались, - он огненным вихрем, видя Любовь и Деву, мчался навстречу заре. И дух его парил над телом, он не на Земле ныне стоял - нет он был духом могучим и свободным. И, зная, что Аду Никогда не вобрать его, он свободным голосом пел. Он пел то, что вырывалось потоком, те строки, которые в этом парении изливал дух его строки не придуманные раннее, но извлеченные для вечности прямо теперь, перед зарею, перед смертью тела.