Сборник рассказов - [10]

Среди звезд, в бесконечной пустыне,

Расправляя крыл светлую стать,

В серебристо-холодной святыне,

Змей летел и не знал, что сказать.

Он не знал, кто такой он, откуда родился,

И зачем он, - но жаждал узнать,

В нем, ведь, разум нетленный вихрился,

А не космоса тихая гладь.

Вот пред ним, среди звезд, черный замок,

А из замка чуть слышится стон,

"Вот изгиб, вот судьбы моей рок,

Ну, вперед и сомнения вон!"

Вот влетает он в черные залы,

Холод их, как клещами щемит,

Но для крыльев просторы те малы,

Он быстрее на голос летит!

Что за чудо! - так, будто, весь космос,

Нет весь Бог, Жизнь, Печаль в тех словах,

"Нет, не зря в одиночестве рос я,

О неясном грезил в мечтах!"

Вот, пред ним, вся из холода зала,

Ну а в центре, на черной цепи,

Клеть, которая в прутья вобрала,

Ту, что только Любовь назови!

Да, - за прутьями, крылья сложивши,

Пеньем бьется из света душа,

О свободе так долго моливши,

Нежным светом и страстью дыша.

Крылья птицы летавшей сквозь вечность,

Глава девы божественных снов,

А в очах - всего сущего течность,

Также - гул запредельных ветров.

"Кто ты?" - грянул тут змей чистой страстью,

"Кто посмел тебя в клеть заковать?

И какой же, ответь мне, напастью,

Мог так низко он в сердце то пасть?!"

"Ах, ты, змей, ах ты странник крылатый,

Не к чему тебе долгий мой сказ

И довольно - а то будешь ты смятый,

Не найдешь на свободу ты лаз!

Он могучий кудесник, нет равных,

Да и ты, милый мой, обречен!

О, не надо страданий напрасных,

О, лети, пока ты окрылен!"

"Разобью эту клетку сейчас же!

Вместе, в вечность с тобой убежим,

Не узнает кудесник сей даже,

Где любовь мы свою сохраним!"

"Нет! Он сразу узнает дорогу,

Нас догонит в мгновенье одно,

Нет ведь равных ему - нет и Богу,

Начертание лишь боли дано!"

Змей ударил своими крылами,

Клеть разбил, путь к своде открыл,

И, пылая своими мечтами,

Вот, что в страстном полете провыл:

"Что же, пусть так горит начертанье,

Не приемлю спокойствия мглу,

Ненадолго возьму я мечтанье,

Эту думу мою присвяту!

Что ж - пусть ждет впереди наказанье

Наказание тягостней нет,

Чем веков в пустоте истязанья,

Без любви среди холода лет!

Пусть нагонит - но я, ведь, старался,

И, как мог, для Свободы пылал,

Нет - не вором в темницу прокрался,

Просто свет в свое сердце вобрал!

Пусть нагонит, навеки разлучит,

Но я честен был, я вас Любил!

Пусть меня он и скрутит, замучит,

Победить жажду нету в нем сил!

И за свободы несколько мгновений,

Презрев оковы рока и судьбы,

Готов отдать бесцельных океан стремлений,

Ах, было вечно это - ах, кабы!

Но презирая то, что должен сделать

То испугаться, бросить и бежать,

Предателем Любви сердечной стать,

Я сокрушу Его - хоть вечность буду там страдать!"

Позади черный замок остался,

Окружает их звездная пыль,

Да вот рок тут же к ним и подкрался,

И судьбы уже впилась тут быль!

Лишь мгновенье, с любимой полета,

За мгновенье свободы - весь Ад,

И мгновенье иль вечность - нет счета,

Он в мгновении вечности рад.

И без лишних тут слов, звездной дланью,

Протянулась созданья рука,

Легкой, сильной, стремительной ланью,

Крылья смяла - пришла тут тоска.

Повеленье без слов, но едино,

Змея сжало, скрутило всего,

Прежних черт в нем отныне не видно

Камнем длань обратила его.

Черным камнем в безвольном полете,

Он века, во страдании плыл,

Среди звезд в этом давящем гроте,

Бился дух его, жаждущий пыл.

А потом, притяженье позвало,

И летел он падучей звездой,

Много сил то горенье забрало,

Но остался он с вечной мечтой.

И упал он на поле широком,

Черной глыбой навечно там встал,

И к земле то притянутый роком,

Ах, как камень душе его мал!

Подойдет кто к прожженной той глыбе,

Тронет - хладом себя обожжет,

Прикоснулся, к бескровной как рыбе,

И не знает, что пламень ревет!

Там под черным, зажатым заклятьем,

В клетке тесной пылает душа,

Одиночество стало уж братьем,

Им живет он, о Деве дыша.

И лишь только на звездное небо,

Выйдет в вечной печали Луна,

Средь колосьев взошедшего хлеба,

Слышна песни печали одна:

"Я навеки вас, Дева, запомнил,

Ваши крылья, очей ваших свод,

И в темнице они придавали сил,

Бегу времени, тягостных вод.

Вижу небо, и знаю - разлука,

На века - но века, ведь, пройдут,

Изгорит Богом данная мука,

Крылья наши друг друга найдут!

Из темницы я к небу взываю:

Не вберет Ад уж скоро меня,

Я уж к звездам в горенье взмываю,

Я люблю, в сердце вечность храня!"

А заря разгорелась во всю силу! Нет - не во всю! Не было окончания тем силам!

Во весь небосвод поднялось огненно-кровавое, высокое, чарующее своим грозным величеством зарево.

Вложивши в эти, вырванные из души строки все силы, Пьеро стоял теперь совсем бледным; ноги не держали его, не держал его и воздух, весь разодранный его пеньем.

Но он, все же, еще держался на ногах - тело - это жалкое, против души тело, уже было мертво, но еще как-то держалось. Дух еще бился, пред освобождением в очах.

Да - это были очи!

На этом бледном лице, в синих полукружьях - это были две утренние звезды. О - это был сам Дьявол, возросший настолько, что мог бы теперь захватить огонь созданья!

А Аннэка, глядя в этот нечеловеческий лик - прекрасная Аннэка, родник бесконечный - услышала гремящие в воздухе слова самого неба: