Сборник рассказов - [66]

— Болван ты, право… — презрительно сказал Сидоров. — Да если бы они за нами и на самом деле наблюдали, то давным-давно поняли бы уже, что и наблюдать за нами нечего! Ну скажи мне, чего им такого понадобилось у нас тут наблюдать? Как оператор кинокадры свои вшивые крутит? А? Или как наш гример со своей гримершей тайком в подсобке днем ночует… а Паралеев подглядывает да облизывается!

Снова раздалось дружное хихиканье.

— Сам ты болван, — обиделся Паралеев. — Все знают, что ничего умного в твою башку никогда не приходит. Ведь доказано уже, что летающие тарелки СУЩЕСТВУЮТ! Или ты газеты не читаешь?

— Существуют! — передразнил его Сидоров, выпучив глаза, и вдруг стал похож на молодого Карабаса Барабаса без бороды. — А ты их сам видел? Видел их сам, я спрашиваю?!

Тут за растерявшегося Паралеева вступился Федоров.

— Никакого значения это не имеет, — громко сказал он. — Достаточно того, что о них говорят. А если не хочешь слушать, Сидоров, то так и скажи. Мы насильно тебя тут не держим. Тоже мне выискался, Фома Неверующий!

— Ладно, Паралеев, валяй свои сказки, — пробормотал Сидоров, ехидно скалясь. — А мы послушаем, что ты там по собачьему телеграфу услышал.

Он сплюнул в костер и демонстративно отвернулся, схватившись за стакан с вином. Молча сидевший до этого Петров вдруг зашевелился.

— Я знаю. — сказал он. — Летающие тарелки есть.

Все уставились на Петрова. Какая-то кочерыга в костре треснула, подняв кучу ярких искр, но это не уничтожило значительности слов, сказанных Петровым. Эти слова упали на подготовленную почву.

— Значит, все-таки есть? — осторожно спросил Паралеев, торжествующе косясь на Сидорова.

— Да, есть, — уже уверенней произнес Петров.

— Эй, расскажи! — раздалось сразу несколько голосов.

…Петров был тихим человеком хилого телосложения, в том возрасте, про который милостиво говорят: «средних лет». Он был небрит, и брит, наверное, никогда не бывал. С виду он походил на самого заурядного бомжа, одного из тех, в которых часто превращаются угнетенные злой жизнью интеллигенты. Петров этот появился на киностудии год или два назад, и его появление осталось практически незамеченным. О нем мало кто что знал доподлинно, близких друзей он не имел, впрочем, дальних тоже, кроме всяких там приятелей-собутыльников. Был он большей частью нелюдим и молчалив, по крайней мере своими мечтами, горестями и печалями ни с кем не делился. Пил он много, и не раз был замечен в злоупотреблении парфюмерными изделиями. Понять его в этом было невозможно — рабочие на киностудии одеколон пить были не приучены, потому что за работу им платили вполне приличные по меркам нынешних времен деньги. Но куда Петров девал все свои средства, никто не знал. По киностудии ходил анекдот, что Петров копит на персональную кинокамеру, чтобы поставлять хронику для телепередачи «Бросайте пить!»

…Как бы там ни было, а кроме одеколона у Петрова имелось еще одно необъяснимое для человека его сорта увлечение — он живо интересовался всеми новинками студийной пиротехники, и среди его сопитух были практически все работники и даже некоторые руководители химической лаборатории киностудии.

— Давай, Петров, рассказывай. — повторил Федоров.

Петров надрывно откашлялся и придвинулся поближе к костру. Его лицо вдруг приняло такое вымученное выражение и стало таким жалким, словно он уже сожалел о том, что какой-то черт дернул его за язык. Но увиливать от рассказа было поздно.

— Только сразу предупреждаю. — заговорил он, что-то обдумав в уме. что лично я ничего не видел. Но видел человек… которому я верил больше остальных на свете. И не просто видел, а сам побывал на этой тарелке.

Раздались тихие возгласы удивления.

— Неужели?.. — зачарованно спросил Качалкин.

— Раньше ты почему-то об этом не рассказывал, — недоверчиво сказал Иванов.

— Да раньше не до того было. — ответил Петров. — Раньше не было надобности. Можете не верить, а можете и верить, это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Но и эта история — совершеннейшая правда. Понятно? У меня нет никаких оснований не доверять моему товарищу. Он мне рассказал и я безоговорочно поверил, сто так и было на самом деле… К тому же все признаки абсолютной достоверности происшедшего с ним были на лицо.

— Какие признаки? — с замиранием сердца спросил Паралеев.

— Такие… — взгляд Петрова словно подернулся дымкой воспоминаний. Он вернулся оттуда совсем седой. А через два дня… — трагически добавил он, подумав, — умер.

Наступила гнетущая тишина.

— А отчего умер? — наконец осторожно спросил Иванов.

Петров взял в руки прут и стал задумчиво ковырять им в костре. Все в упор глядели на него. Казалось, от Петрова исходит какой-то неведомый магнетизм, накрепко приковавший внимание слушателей. И никто не замечал, как сильно дрожат его руки.

— Он поведал мне страшную историю… — продолжал Петров. — Очень страшную. Мне не хотелось бы верить в то, что ТАКОЕ может быть на самом деле, но…

Прут полетел в костер и вспыхнул ярким пламенем. А когда он испепелился, Петров уже пришел в себя. Он закурил папиросу и стал говорить тоном заядлого рассказчика:

— Поведал он об этом, конечно же, не только мне одному. Он пытался предупредить и других. Но вы прекрасно понимаете, что обычно таким попыткам грош цена. В милиции, которую это, кажется, должно касаться больше всех, крутили пальцем у виска и кивали в сторону сумасшедшего дома. В конце концов ему не поверил даже комитет по изучению НЛО. Все думали, что мой друг сошел с ума. Он сдал буквально за два-три дня. Нервы. Совершенно здоровый, цветущий до этого человек… Он умер… Один я всему этому поверил. Я — единственный человек, который знает ИСТИННУЮ ТАЙНУ ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛОК! И у меня сегодня ни с того ни с сего появилось вдруг странное предчувствие, что надо об этом рассказать. Необходимо рассказать, и все тут! — Он снова поглядел на костер, а затем вымученно добавил: — Скверное такое предчувствие… очень скверное.