Как Зубакин вывалился за борт — он и сам этого не заметил. Всё произошло так быстро и просто, будто он упал не в океан, а в бассейн. Эмоций поначалу не было никаких. Пришел он в себя только тогда, когда с головой погрузился в теплую бурлящую воду и ощутил нестерпимое давление в ушах.
Зубакина сразу же куда-то потянуло, перевернуло вверх ногами. Затем снова вытолкнуло на поверхность. Бешено работая руками, Зубакин принялся отплевываться, и только увидев стремительно удаляющуюся от него корму родного парохода, осознал случившееся.
— Эй! — сдавленно прокричал он вслед. — Э-е-эй-й!
Но на палубах огромного пассажирского корабля он никого не увидел. Было слишком рано, и все еще спали. Если кто и услыхал случайно его слабые крики, то и виду не подал. Зубакин пустился было вслед за кораблем, но отвратительно соленая волна плеснула в лицо и снова накрыла его с головой.
Скорость корабля была приличная, и через минуту он уже растворился в лучах восходящего ему навстречу тропического солнца. Зубакин остался наедине с собой в океане, с сумбурными мыслями в голове и без спасательного жилета.
Плавал он хорошо, и пока на воде держался без труда. Море, взволнованное сальным гигантом, понемногу успокаивалось. Зубакина перестало швырять в стороны, он принялся крутиться в воде и оглядываться в поисках какого-нибудь другого судна, которое его подберет, но так ничего и не высмотрел. Горизонт был чист, а против солнца, куда ушел его корабль, разглядеть ничего не удавалось.
Зубакина затрясло. Ему вдруг показалось, что наступил конец света. Он лег на спину, стараясь поскорее успокоиться, но спокойствие не приходило. И его постепенно стал охватывать страх.
… Зубакин плавал по морям и океанам вот уже несколько месяцев, но никогда не воспринимал окружающую его водную стихию всерьез. Глядя на простирающиеся за бортом водные дали, он по прежнему представлял себе, что находится в водах Черного Моря. Но сейчас все настолько резко и неприятно изменилось, что потрясенный Зубакин впал в тоску, такую неимоверную, какой не испытывал прежде никогда.
… Как все нелепо вышло, думал он, в отчаянии оглядывая горизонт. Ну какого черта ему было делать на верхней палубе в столь ранний час? Захотелось проветриться. После каждого рабочего дня у его был выходной, и все его вчерашние собутыльники и собутыльницы будут спать до обеда. И он понимал, что до тех самых пор, пока ни не проснутся и после долгих поисков и не заподозрят неладное, его, Зубакин, никто не хватится, а если и хватится, то догадаются о том, ГДЕ ИМЕННО он находится, только дня через два…
Море было спокойно и походило на поверхность слабо колеблющегося зеркала. Солнце успело затмить собой полгоризонта и стало упрямо досаждать исходящим от него жаром. Зубакину невыносимо захотелось ощутить под ногами опору. Он снова завертелся в воде, продолжая оглядывать горизонт, и тут вспомнил об акулах.
Зубакин вдруг представил себе акулу, и его передернуло. Ему показалось, что эта ужасная тварь вот-вот набросится на него сзади и вцепится в ноги. Разгребая руками прозрачную, как в аквариуме, воду, он испуганно уставился в глубину под собой. Ему вдруг в голову стали лезть всякие холодящие кровь истории про акул, которые доводилось когда-либо слышать. И все эти истории были крайне разноречивы.
Зубакин с сожалением подумал о том, как легко тому или иному автору, случайно выжившему после встречи с акулами, утверждать что-либо оптимистическое, основываясь только лишь на собственном, зачастую единичном опыте. Опыт опыту рознь. Зубакин не представлял, чем обогатится именно ЕГО опыт, когда его местонахождение определит хоть одна акула. Он слышал, что от них можно успешно отбиться ножом или острогой, или даже простой палкой, но нигде не говорилось о том, сколько времени хватит у человека на эту борьбу сил, а также — от какого количества акул можно отбиваться одновременно?
И что делать, когда при тебе нет ничего, кроме собственных кулаков, об убойной силе которых по отношению к акуле тоже никто ничего Зубакину не рассказывал?
Зубакин поневоле съежился от охватившего его внутренности холода. ЖУТЬ. Он предпочел бы сейчас находиться в холодном дремучем лесу, выверенном зимней стужей, наедине с огромной бандой свирепых от голода волков, чем сейчас — здесь…
Стояло полное безветрие. Море казалось безжизненным. Ни птицы над головой, ни даже приличной медузы под ногами — одна только мелюзга. Солнце, сияя металлическим блеском, поднималось все выше, и Зубакину, спасаясь от его лучей, приходилось все чаще окунаться с головой. Вода была настолько солона, что кожа, высыхая, покрывалась неприятной шершавой коркой, а попадая под веки — щипала глаза. К тому же в глотке нестерпимо першило это пробуждалась жажда. Все сильнее хотелось пить, и это было невыносимо.
Зубакин снова и снова вглядывался в горизонт, но все было впустую. Ему казалось странным, что на такой судоходной трассе не видно больше ни одного корабля. Он думал над этим и думал, пока наконец не вспомнил, что еще ночью лайнер круто изменил курс, чтобы посетить какие-то малообитаемые острова, не запланированные круизом, и об этом сообщил гуляющей компании вернувшийся с вахты матрос. Но Зубакин тогда не обратил на это сообщение должного внимания.
