Сборник памяти - [108]

Почти одновременно с ним погиб еще один еще совсем не старый и всеми любимый русский ученый, языковед Сергей Старостин. Ученых такого масштаба, как Чудаков и Старостин, остается с нами все меньше и меньше, и тех, кто есть, надо теперь особенно оберегать.

Для чеховедения смерть Александра Павловича Чудакова значит не только, что мы лишились многих ненаписанных хороших книг и еще одного незаурядного собеседника: сломалась главная шестерня в машине. Конечно, еще многие годы его будут читать и помнить. Но горе еще долго не пройдет.

(Новое литературное обозрение, 2005, № 77)

Анна Саввина Работа над чеховской библиографией под руководством А. П. Чудакова (1990–2003)

В январе 1990 года Александр Павлович предложил мне поработать с ним по сбору газетных материалов для прижизненной библиографии А. П. Чехова. Я не имела ни малейшего представления о том, что мне предстоит делать. Но Александр Павлович так увлеченно и интересно говорил об этой работе, что я согласилась. Записалась в тогдашнюю Ленинку и получила доступ в газетный зал; научилась оформлять требования, пользоваться справочниками и каталогами. Александр Павлович рассказывает мне, что такое библиография, в его словах такое убеждение в важности этой науки, он с таким удовольствием перебирает библиографические карточки учета материалов, что мне все интереснее и интереснее.

Довольно быстро я вошла в курс дела. Мне понравилось листать газеты столетней давности, и первое время, просматривая их, я читала много всякой всячины о жизни тех времен. Но со временем, когда материала было найдено уже много, и я стала понимать важность каждой строки, относящейся к нашей именно работе – стало жаль тратить время на чтение материалов, не относящихся к Чехову.

Наша работа строилась следующим образом. Ал. П. составил картотеку газет, которые нужно внимательно, сплошь, а не выборочно, по рубрикам и датам, как было ранее, просмотреть.

На каждую намеченную к просмотру газету заводилась карточка – экран просмотра. На этом экране по годам отмечалось наличие найденных материалов, а также при необходимости – наличие нужных нам рубрик (литературные подвалы, театральные обзоры и рецензии), хотя наши материалы могли быть где угодно – даже в передовице и рекламе. Попадались и фотографии.

Когда материал был найден – он регистрировался, и на него заводились две карточки. В одной, собственно библиографической, указывались автор, название статьи, название источника и дата – и давалась краткая, часто – кратчайшая аннотация. Вторая – учет по названиям просмотренных газет. Она начиналась именно с названия газеты; дальше – дата, автор, название статьи, обзора и т. д. – и слова, ограничивающие участок текста, интересующего нас.

Очень важной и трудоемкой частью работы было изготовление фотокопий текстов. Когда накапливалось достаточное количество материалов, обычно 100–150 наименований, я составляла ведомость с указанием всех данных, выписывались нужные издания и отправлялись в фотолабораторию. К сожалению, столетней давности газетные подшивки нельзя подвергать ксерокопированию.

Нужно сказать, что, как и везде в советские времена, в фотолаборатории были долгущие, на многие месяцы очереди, и, хотя там работали очень хорошие профессионалы, работа в условиях дефицита (пленки, химикаты, аппараты для съемки) создавала тягостное настроение. И если принять во внимание, что, как и в каждой работе, что-то терялось, что-то портилось, нужно было много терпения, чтобы все это проверить, исправить, найти снова и заказать, убедить сделать побыстрее, ни с кем не поссорившись, никого не обидев, и, должна признать, что нам это удавалось. Нашу работу знали все лаборанты газетного зала, старались быть нам полезными и иногда звонком или еще как-то сообщали о встреченных трудностях. Ал. П. любил повторять: «Людям нравится, когда кто-то хорошо и неравнодушно делает свою работу, им нравится участвовать в хорошо исполняемом деле – значит, оно важно и нужно». Принимая во внимание загруженность работников лаборатории, я сама выписывала все нужные подшивки, делала разметку, и готовые к съемке газеты отправлялись в фотолабораторию. Некоторые тексты – небольшие по размеру – переписывались от руки и затем печатались на машинке.

Полученные фотокопии разбирались, наклеивались на плотную бумагу в виде двойных стандартных листов формата А4. На них надписывали все данные и укладывали в папки по годам. Ал. П. говорил, что со временем они все будут сшиты – и таким образом готовы к изданию.

Его очень беспокоило, что работа, делавшаяся много лет, претерпела изменения по оформлению и учету. Многие собранные ранее материалы не имели полных данных (страниц, точной даты и т. п.), и мы потихоньку пытались ликвидировать эти пробелы. Но эта работа еще предстоит.

В конце 90-х годов, несмотря на общий развал в библиотеке, мне работать стало легче. Фотолаборатория с удовольствием выполняла наши заказы, у меня были хорошие канцтовары (которые раньше были на вес золота!), и я привозила Ал. П. кипы копий материалов по нашей теме.

И тогда начиналась самая интересная для меня часть работы. Каждый раз, беря в руки пачку обработанных фотокопий, Ал. П. радовался, как ребенок. Поскольку аннотации в библиографические карточки писал он сам, то всегда спрашивал, какие из новонайденных статей с моей точки зрения самые интересные. И немедленно при мне прочитывал их, давая свои комментарии. Первое время я удивлялась малости некоторых заметок, упоминаний и они казались мне неважными. Чтобы я раз и навсегда оставила эти сомнения, Ал. П. рассказал мне, как известная исследовательница творчества А. Н. Островского 40 лет работала над подобной библиографией, и когда посчитала работу законченной, в предисловии написала, что собрала основные и, с ее точки зрения, самые интересные материалы.