Сборник критических статей Сергея Белякова - [101]
Отношение Проханова к политической элите 2000-х гораздо сложнее. Интересно посмотреть на эволюцию образа президента в творчестве Проханова. Впервые он возникает в романе “Идущие в ночи” (2000). Избранник, будущий президент, креатура банкира Парусинского (Березовского?), к ужасу последнего выходит из подчинения и поднимает тост “…за победу русского оружия!.. За русского воина!.. За Россию!..” Однако уже в следующем романе “Господин Гексоген” Избранник оказывается искусственно синтезированным андроидом, который после гибели своих создателей распадается, превращаясь в радугу. В “Политологе” и “Крейсеровой сонате” Проханов глумится над образом президента. Счастливчик из “Крейсеровой сонаты” — комический персонаж, игрушка в руках властного Роткопфа (Чубайса?). Ва-Ва из “Политолога” носит женское платье, танцует в кафешантане, превращается то в галактику, то в лобковую вошь.
Однако в 2006–2008 годах его отношение к президенту вновь меняется. И вот уже в романе “Теплоход Иосиф Бродский” появляется светлый образ… нет, не президента, но президентского сановника, интеллектуала-силовика Василия Есаула (помесь Владислава Суркова с Игорем Сечиным и Дмитрием Козаком).
При этом Проханов все-таки остается оппозиционером. Его взгляд на происходящее, по крайней мере начиная с позднеперестроечного романа “Ангел пролетел”, достаточно мрачен. Тональность его поздних вещей почти всегда алармистская и даже апокалипсическая: “Россия находилась во власти злодеев, расхищавших ее богатства, обрекавших русский народ на унылое прозябание <…> Обезлюдевшие русские земли заселялись воинственными кавказцами[285], предприимчивыми и неутомимыми китайцами, а управляющие страной упыри копили миллиардные состояния…” (роман “Холм”, 2007).
Очевидно, отношение Проханова к власти колеблется в зависимости от того, возвращается ли власть к “имперской идее” или отказывается от нее.
После осетинской войны Проханов попросил своих читателей поддержать нынешнюю власть: “Сегодня Путин и Медведев — два ключевых камня в своде русской государственности. Да не раскрошатся”[286].
История представляется конспирологу Проханову непрерывной борьбой враждующих проектов, заговоров, “орденов”. Идею о противоборстве мондиалистского “Ордена КГБ” и русского “Ордена ГРУ” Проханов, очевидно, позаимствовал у А. Дугина, а последний, в свою очередь, у французского конспиролога Жана Парвулеско. Политические “галлюцинаторные” романы Проханова строятся либо как история осуществления заговора (“Последний солдат империи”), либо как история борьбы заговоров (“Господин Гексоген”, “Экстремист”), либо как мистическое сопротивление заговору (“Крейсерова соната”).
В чеченских романах заговор заменяется ловушкой. В такую ловушку, устроенную Дудаевым и Масхадовым, попадают русские войска — понятий “российские войска” и “федералы” Проханов не любит, — штурмующие Грозный (“Чеченский блюз”). Композиция другого чеченского романа построена на двух ловушках — малой, чеченской, и большой, русской. В первую попадает отряд Пушкова-младшего, вторую готовит для Басаева Пушков-старший (“Идущие в ночи”). Борьба заговоров для Проханова прежде всего — борьба духовная, мистическая. Судьбу мира решают не политики, не военные, а маги, колдуны, святые. В галлюцинаторных и даже в реалистических (не лишенных также элемента галлюцинаторности) романах победе или поражению предшествует какой-либо мистический знак. Видение Хлопьянова (одинокий бомж перед Домом Советов вместо ожидаемого многолюдного митинга) служит предвестником поражения (“Красно-коричневый”). Мистическая победа юродивого над Змеем предшествует настоящей победе “Ордена ГРУ” над “Орденом КГБ” (“Господин Гексоген”). В “Надписи” гибели Шмелева и краху его “Города будущего” также предшествует мистическое поражение. В “Теплоходе Иосиф Бродский” молитва святого старца не дает колдуну Словозайцеву воскресить Троцкого, а вскоре самого колдуна и его союзников уничтожает Василий Есаул. В самых безумных романах Проханова мистика вытесняет историческую реальность, а мистический знак подменяет настоящую победу или поражение. В “Последнем солдате империи” американский полковник Джон Лесли, он же “главный маг Солнечной системы”, замораживает (в прямом смысле слова) лидеров ГКЧП. В “Крейсеровой сонате” сталинский сокол и воскресший из мертвых экипаж затонувшего подводного крейсера сбивают американский космический корабль “Колумбия” и разрушают Колосса — воплощение антинародной власти.
В конспирологическом мире Проханова герой чаще всего оказывается лишь исполнителем чужой воли. Белосельцев послушно исполняет волю враждебных и могущественных сил и с ужасом наблюдает теракт в Печатниках (“Господин Гексоген”) или “гибель красных богов” (“Последний солдат империи”), к которой сам приложил руку. Деятельный герой, вроде Сарафанова из “Экстремиста” или Хлопьянова из “Красно-коричневого”, столкнувшись с могущественной силой врагов-заговорщиков, терпит поражение. Даже герой-победитель (Василий Есаул из “Теплохода Иосиф Бродский”) на протяжении почти всего романа лишь наблюдает за развернувшейся перед ним картиной. Кудрявцев из “Чеченского блюза” совмещает в себе деятельного героя (организует оборону дома на привокзальной площади) и героя-наблюдателя. Резню русских за обеденным столом и разгром Майкопской бригады читатель видит именно глазами Кудрявцева.
