Тутъ къ мужику подбѣгаетъ сбирунъ Мишка. Говоритъ мужику.
— Дяденька, я стану подкладывать подъ колесо камень, чтобы телѣга не катилась назадъ.
— Подкладывай.
— А дашь мнѣ за это пучекъ корья?
— Дамъ.
Тутъ Мишка беретъ голышъ, и, когда лошадь останавливается, онъ подкладываетъ голышъ подъ заднее колесо телѣги, и возъ уже не катится назадъ, стоитъ на мѣстѣ.
— Н-но, н-но, ми-ла-ай! Немного осталось. Скоро выберемся на ровное мѣсто, — поощряетъ мужикъ свою клячу.
А Мишка, той порою выхватываетъ изъ воза пучокъ, другой, третій… Бросаетъ ихъ въ сторону, въ кусты, и въ слѣдующую остановку клячи также подкладываетъ подъ колесо голышъ, точно ни въ чемъ невиноватый.
Кляча, наконецъ, выползаетъ на ровное мѣсто и мужикъ даетъ Мишкѣ пучекъ корья фунтовъ въ пять или около.
Мишка бѣжитъ перепрятать похищенные съ воза пучки и потомъ направляется къ другому возу.
За этимъ возомъ идетъ Ванька. Онъ не подкладываетъ камня. Онъ не любитъ прислуживать. Онъ идетъ поодаль отъ воза, и когда возчикъ зазѣвается, Ванька, какъ коршунъ, подлетаетъ къ заду воза и сразу выдергиваетъ пучка три — четыре. Онъ изъ одного этого воза вытеребилъ около двухъ пудовъ.
Но вотъ возчикъ замѣтилъ его продѣлки, изловчился и ударилъ кнутомъ прямо по Ванькину лицу.
Ванька схватился за щеку и отскочилъ далеко въ сторону. Тутъ онъ схватилъ увѣсистый голышъ и такъ запустилъ его въ грудь возчика, что тотъ только крякнулъ.
Ванька и Мишка прячутся въ кусты.
Вечеръ.
Работа въ затонѣ кончена.
Ванька и Мишка забрались на гору, называемую «лѣтникомъ». У нихъ фунта два колбасы, три булки, двѣ бутылки баварскаго квасу и полбутылка водки.
Они расположились на зеленой лужайкѣ. Пьютъ и закусываютъ.
— Пей еще водки-то, — потчуетъ Ванька.
— Не хочется. Горька больно. Во рту и внутри жжетъ… — отказывается Мишка.
— Пей, ничего. Это отъ непривычки тебѣ она горькой кажется. Пей, привыкнешь… Давно бы тебѣ надо было сбирать вмѣстѣ со мной. Что ты тамъ водился съ разной мелюзгой: ничего не видѣлъ, не зналъ… Со мной — другое дѣло… Я тебя научу и пить и шуры-муры водить… Я вѣдь все знаю, всего испробовалъ…
Охмелѣвши, они поютъ — уродливо поютъ уличную пѣсню:
Выросъ, выросъ я мальчишка
На чужой сторонкѣ.
Не слыхалъ и не видалъ я
Радости веселья.
Только видѣлъ я веселье
Въ одно воскресенье.
По задворкамъ дѣвченочка
Водицу носила;
Не слыхала, не видала,
Какъ мальчикъ подкрался…
Наступаетъ ночь и хмурой тьмой одѣваетъ пьяныхъ сбируновъ. Они отходятъ къ сну тутъ-же, на мѣстѣ.
Н. Власовъ-Окскій.
1912
