Сбежавшая невеста - [7]

– Да я скорее в семнадцать лет решу остаться старой девой, чем унижусь до брака с кем попало. Нет, Люси, не смейся, пожалуйста, надо мной и, право же, ты ошибаешься относительно Ферриса. Я знаю, именно он ввел Френсиса и Ричарда во все игорные притоны Брюсселя. Ты помнишь, какой шум устроил дядюшка Гернинг по поводу их долгов.

– Ну и дурак! Все молодые люди играют и делают долги, Дженни: такова их природа. И, если я знаю тебя, домашний голубок тебе тоже не нужен. Но полно, не стану тебя дразнить. Однако мне хотелось бы все-таки знать, почему ты так настроена против этого человека, единственным преступлением которого является, кажется, его желание жениться на тебе.

– Ох, Люси, – воскликнула Дженнифер, – если бы ты видела его письмо, ты бы поняла. Дядя показал его мне, считая, что оно в высшей степени «по существу». Говорю тебе, он пишет обо мне так, будто я – товар, посылаемый по почте, и милорд готов получить посылку в такой-то день, если это удобно моему дядьке. Неудивительно, что оно понравилось дяде; как раз такие письма они составляют для раздела «Размен». Если бы там было хоть слово для меня, для меня самой, хоть одна мысль о братьях… но ничего, Люси, ничегошеньки. Я – тот верблюд, который должен принести ему богатства, необходимое средство и ничего более. Я не потерплю этого, уверяю тебя. И кроме того, моя ссора с дядюшкой зашла слишком далеко, я не пойду на попятный. Ты не подведешь меня, Люси. Я не могу вернуться и смиренно есть его хлеб. Не вернусь. Если ты мне не поможешь, я… Я поступлю в гувернантки!

Люси рассмеялась: страшная угроза! Но она смотрела на вещи более трезво.

– Право же, не знаю, что тебе и посоветовать. Ты знаешь, я всегда буду твоим другом, но твой дядя, безусловно, станет искать тебя здесь. Как я смогу тебя защитить в отсутствие отца? Да и, по правде говоря, даже если бы он был здесь, я почти не сомневаюсь, что он счел бы своим долгом отправить тебя обратно к дяде. Ты знаешь, они оба – члены магистрата, и хотя отец недолюбливает твоего дядюшку, он питает к нему уважение. На днях он сказал мне, что Гернинг может попасть в яблочко лучше, чем многие, а тебе известно, что в устах моего отца это высокая похвала. Ох, если бы только завещание твоего отца осталось в силе и он назначил бы тебе другого опекуна… Но в этих условиях… Боюсь, что до двадцати одного года ты во власти мистера Гернинга.

– Я была в его власти, – сказала Дженнифер, поднимаясь, – но, как видишь, сбежала. Жаль, что ты не можешь мне помочь, Люси, но раз так, позволь мне попрощаться.

– Ну-ну, Дженни, ты же знаешь меня. Прошу, перестань разыгрывать передо мной трагедию. Я закончила читать мораль. Если ты и впрямь решила бунтовать, я с тобой. Но что мы можем? Здесь тебя не спрятать; через три дня все соседи будут знать об этом.

– Я подумала, – сказала Дженнифер, вновь усаживаясь рядом с подругой, – может, уговорить твоего отца, чтобы он отправил меня к тете Джулии в Йоркшир. Она всегда была добра ко мне и, уж конечно, убедит родственников принять меня.

Лицо Люси выразило сомнение.

– Любовь моя, мне кажется, ты строишь иллюзии. Только вспомни тетю Джулию: мы же звали ее мадам Мышка, помнишь? Боюсь, что ее смелость соответствует ее прозвищу. Уж поверь мне, если она не отправит тебя к дяде сразу, она предъявит тебя ему по первому же требованию.

Дженнифер мрачно кивнула. Эти слова были точным» подтверждением ее собственных невысказанных опасений.

– Тогда что же мне делать? Только прятаться, пока мне не исполнится двадцать один, и я стану сама себе хозяйкой. Уж тогда-то я быстренько укажу на дверь своему банкирскому дяде. Но четыре года – срок долгий.

– Очень долгий. – Внезапно Люси вскочила и бросилась к своему письменному столу. – Мне кажется, я придумала! – Она стала возбужденно рыться в бумагах и вернулась, держа в руках исчирканный, сильно пахнущий лавандой листочек почтовой бумаги. – Моя кузина Лавиния, – объяснила она Дженнифер. – Я получила только вчера письмо от нее. Я вспомнила о нем, только когда ты сказала, что готова стать гувернанткой. Но ты правда осмелишься Дженни?

– Я сделаю все что угодно, только бы не подчиниться дядюшке с этим его ловцом состояний. Но что ты имеешь в виду? Что ты придумала?

Люси сосредоточенно разбирала паутинообразный почерк.

– Письма дорогой кузины Лавинии очень трудно читать, и признаюсь, часто, поскольку она пишет совершенно ни о чем, я бросаю их недочитанными. Но я уверена, здесь было что-то насчет гувернантки. Ага, вот: «…в растерянности, дорогая Люси, мисс Милворд (это гувернантка) имела наглость тайно сбежать с помощником приходского священника…»; дальше совершенно неразборчиво, дорогая кузина Лавиния явно в расстроенных чувствах… Что это… «хандрю»… Это уж точно, хандрит… «дети абсолютно неуправляемы…» – Люси отложила письмо.

– Бедная кузина Лавиния! Самая глупая женщина, Дженни, из всех кого я когда-либо встречала. А уж насчет «управляться с детьми»… Да она управляется с ними хуже, чем курица с выводком утят. Ее муж умер несколько лет тому назад, и с тех пор мисс Милворд была ее правой рукой. Я не могу представить этот дом без Милли – так они ее называли. Полагаю, она устала быть «мастером на все руки»: компаньонкой, гувернанткой, помощницей, философом и подругой моей глупой кузины и решила позаботиться о себе и выйти замуж. Боюсь, правда, их ожидают трудности, если кузина Лавиния решит их не прощать… Но – к делу: чувствуешь, куда я клоню?