Сбежать от судьбы или верните нам прошлого ректора! - [51]

В моих действиях повинен шок! И только он, иначе я ни за что в жизни ни села на этот проклятый стул.

– Что ты будешь? Тирекенский салат или тушеное мясо? Или и то, и другое?– спросил он, подходя к плите и приподнимая крышку у сководордки.

Я поморщилась. В состав Тирикенского салата входила петрушка, нет, я его очень любила, когда мне готовила бабушка, ведь была в курсе моих вкусовых особенностей.

– Там петрушка, – ответила я.

– В салате? – уточнил ректор, поворачиваясь.

Я кивнула. Он улыбнулся.

– Нет там петрушки, а ее терпеть не могу, – заверил он меня и снова отвернулся.

Надо же!

– Тогда я буду салат, – ответила, решив еще немного понаглеть.

Конечно, самым правильным было уйти, но...

– Который час?

– Полшестого.

Моя челюсть стремительно поползла вниз.

– Сколько? – переспросила удивленно. – Вы что всегда так рано встаете?!

Он кивнул, его хвост медленно покачивался из стороны в сторону, а потом стал внезапно скручиваться в спиральку. Я хмыкнула. Такое ощущение, что он жил отдельно от хозяина.

Аморт положил мясо в тарелку, достал еще одну, пустую, наполнил ее салатом для меня, подложил салатика и себе, а затем торжественно поставил блюдо передо мной, снабдив вилкой. Сел напротив и стал невозмутимо есть. Я пожала плечами и, подозрительно посмотрев на салат, на свой страх и риск решила его попробовать. К мужской готовке я относилась крайне скептично. Помню, был как-то у папы кулинарный опыт, результатом которого стало абсолютно не съедобное нечто. Однако нам его все равно пришлось съесть и еще похвалить папочку, под пристальным и угрожающим взглядом мамы, потому что души прекрасные порывы надо поощрять, как верно заметил ректор. На мое удивление салат оказался и правда вкусным, хотя в приготовлении он довольно сложен. Я с удовольствием ела, как вдруг прозвучал вопрос, заставивший меня подавиться:

– Итак, Мира, что же ты делала у меня в комнате?

Я откашлялась и ухмыльнулась.

– А я уже вам ответила, у меня был приступ лунатизма, – невозмутимо сказала я, глядя прямо в глаза ректору.

Он тоже хмыкнул и хотел что-то сказать, но я его перебила, вопросив возмущенно:

– Но вот вопрос, лорд Самитрэн: почему же вы не выпустили меня?!

Его глаза стали хитрющими-прехитрющими.

– Ну, может, мне было одиноко, я лежал в постели и предавался скорбным мыслям о смысле жизни и о недолговечности бытия...

– Когда спали? – фыркнула я.

Но он, будто не услышав меня, продолжил:

– Мне было так грустно, что хотелось выть, а тут ты... И я подумал, а почему бы не исправить свое одинокое положение? Ведь нужен же человек, который...

– Подержит в старости за ручку, – засмеялась я.

– Ну почему сразу в старости? – возмутился ректор, тоже еле сдерживая смех.

– Ну как «почему?! Разве молодой или относительно молодой мужчина будет придаваться в одинокой постели мыслям о сущности бытия?! – «недоуменно» спросила я и хлопнула глазками.

Он кивнул, насмешливо блеснув глазами.

– Ладно, ты меня раскусила.

– Нетушки! Первое слово дороже второго! – поддразнила я его.

– Хорошо, а как насчет того, что я просто строил планы по соблазнение некоторой особы? – ухмыльнулся он.

Я прикусила губу, сдерживая смех, а потом погрозила пальчиком и лукаво сказала:

– Какой вы нехороший развратный старикашка!

– Да почему старикашка?!  – с ложной яростью в голосе вопроси он, его глаза смеялись.

– Значит против «развратный» вы ничего не имеете? – подловила его.

Он засмеялся, а потом положил локти на стол, чуть приподнялся, а затем низким голосом ответил:

– Конечно, нет. У меня был план, заманить одну маленькую ведьмочку на ночь, потом начать кормить ее завтраком, а потом...

Хулиганские глаза никак не сочетались с тембром голоса, от чего меня разбирал смех.

– А потом? – спросила я.

– Привязать ее к стулу и...

– И? – вскинула бровь.

Он хмыкнул.

– И начать откармливать ее пирожными, чтобы не смущала своими формами!

Я сморщилась и капризно сказала:

– Фу, не люблю пирожные!

Он рассмеялся, а потом ответил, ухмыльнувшись:

– А я и не про тебя говорил!

У меня от такой наглости даже рот чуть приоткрылся. А ректор снова засмеялся, откинувшись на стуле. Я засопела.

– Ежик, – снова обозвал меня аморт.

– Белохвостик! – не осталась в долгу я.

– Один-один, – хмыкнул он.

– А серьезно, почему вы меня не выпустили? – спросила я.

– А серьезно, почему ты пришла ко мне посреди ночи и взяла за руку? – спросила он меня в ответ, вскинув бровь.

– Два-два, – признала я.

Он пожал плечами. Дальше мы молча ели, потом ректор забрал тарелки, щелкнул пальцами, они стали чистыми, и аморт поставил их в посудный шкаф, а затем разлил по чашкам ароматный кофе.

– Где вы научились готовить? – не утерпела я.

– Да как-то само получилось.

Я покачала головой.

– Я совершенно бездарна в этом деле, моими кулинарными шедеврами можно разве только злейших врагов кормить, вознося понятие «жестокость» на новый уровень.

Он рассмеялся.

– У меня тоже поначалу не получалось. Но я заперся дома и ел только то, что готовил сам. Тогда хочешь, не хочешь, а постараешься приготовить на славу, – признался мужчина.

Я пару раз хлопнула глазами, а потом выдала:

– Вы ненормальный! У вас крыша случайно ни к кому в гости не поехала?! Вы ей позвоните и скажите, что очень скучаете и ждете ее возращения.