Сайт нашего города - [4]

– Так, – кивнул Саныч, думая про себя: «Ну-ну, давай, заливай, артист».

– А был я абсолютно трезв. Вот те крест! Думаю, завтра в поездку, как же я могу Саныча подвести? Нет, я Саныча ни в жисть не подведу… Иду, стало быть, по дороге, а вокруг – ни души, как будто вымерли все, хотя около полудня. И так тихо-тихо. А я привык к грохоту, когда мотор ревёт, прицеп грохочет! Но тут такая тишина, что я даже поначалу испугался. И вот этот снег, белый и пушистый, может легко превратится в лавину, которая движется со скоростью триста кэмэ в час и обладает силой удара в сто тонн. Этот «белый и пушистый» может сметать бетонные здания, скручивать в бараний рог арматуру, переворачивать автомобили! А тут он так ти-ихо падает… Понимаешь?

– Ну, – опять кивнул Дмитрий Александрович.

– И главное, Саныч, снег падает так, что мне начинает казаться, будто снежные хлопья никуда не падают, а это я падаю куда-то в другое измерение, – ускорил рассказ Байкин, думая, что начальник сейчас оборвёт его повествование, как пуля прерывает полёт птицы, и скажет о том, что закусывать надо или что-нибудь в этом роде. – И стало мне так страшно, что я аж задумался. А не задумывался я уже лет тридцать. Даже забыл, как это делается.

– А тут вспомнил, да?

– Да, Саныч, да! Иду и думаю, почему же мы так странно живём? Всё нам вроде бы дано с рождения, а мы даже и сотую долю этого не используем. Для чего я живу? И живу ли я? Суечусь чего-то, зарабатываю, пропиваю, снова зарабатываю и снова пропиваю, ругаюсь с женой, не люблю никого. И меня никто не любит, разве только жена жалеет. И даже тот, кто не пьёт, также суетится и мельтешится чего-то, гоняется за ерундой. А мимо проходит жизнь и – вот этот снег. И деревья замерли как кораллы на дне морском. А нам некогда остановиться, чтобы рассмотреть такую красоту, порадоваться тому обстоятельству, что где-то смеются дети, собаки лают и ловят пастью снег… Ведь такой же снег падал, когда жил первобытный человек, потому что за всё время существования Земли, на ней не появилось ни одной новой молекулы воды! Вода, как и прежде, испаряется, выпадает на землю в виде дождя или снега, просачивается сквозь почву или попадает в водоёмы, снова испаряется или превращается в ледники, которые сейчас тоже тают и испаряются, и вода опять падает на землю в виде снега. И так длится несколько миллиардов лет, а может и больше. А мы живём и ничего этого не замечаем! Не замечаем, что этот же снег мог видеть сам Моцарт. Или он упал на голову Ньютону, после чего тот открыл свой Второй закон динамики.

– Это яблоко ему на голову упало, говорят, – неуверенно поправил Дмитрий Александрович.

– Нет, я думаю, сначала это был именно снег. А яблоко уж потом, как окончательное подтверждение. Не в этом дело! Такой же снег падал, когда Христос жил в Палестине.

– В Палестине снега-то никогда не бывает.

– Я не говорю, что именно снег. Это мог быть дождь. Я о том, что это та же самая вода, те же самые молекулы, понимаешь? А мы этого не чувствуем, потому что распалась связь времён, Саныч, и наше время вывихнулось и повернулось вспять! Ты только подумай, что эти же капли воды текли по лицу Иисуса, когда он умирал на кресте. Я подумал и испугался. Как и зачем они теперь упали к нам откуда-то свысока, где тихо и людей нет, разве что они летят в самолёте, где только тучи и облака из снега и воды? А там дальше, за всеми этими стратосферами, термосферами и экзосферами начинается Космос.

– Ещё мезосфера есть, – скромно добавил начальник.

– А?

– Я говорю, что между стратосферой и термосферой находится мезосфера.

– Вот именно! Так высоко над Землёй, что дух захватывает, а Космос ещё выше! Я как подумал, что Космос – бесконечен… Понимаешь, Саныч: бес-ко-не-чен! Он тянется и тянется во все стороны, и мы с тобой – да что мы! – вся Земля – это ма-а-ахонькая песчинка по сравнению с Космосом. Там взрываются звёзды, размеры которых больше всей нашей галактики, и отблеск этих взрывов достигает Земли только через века, через тысячелетия. Ты представляешь себе, какое это должно быть расстояние, чтобы такой сумасшедший свет, который может исходить от огромной звезды, проходя триста тысяч километров в секунду доходил до нас только через несколько тысяч лет?! – Байкин шмыгнул носом. – Мне родителей тяжело навестить, хотя они живут в ста километрах от меня, а тут – триста тысяч кэмэ! Это же больше экватора Земли! Сколько у нас экватор-то?

– Где-то около сорока тысяч километров, – послушно ответил Дмитрий Александрович, вспомнив школьные познания.

– Во! А я шаг шагну, и мне уже лень становится. Вот почему так? – на глазах у Байкина навернулись слёзы, в которых растеклась невозможная синева радужной оболочки. – Столько талантов нам дано с рождения, а мы жизнь тратим на то, чтобы скорее её прожить, чтобы скорее себя привести в нерабочее состояние. Ведь каждый день и час – бесценны. Свет за один час проходит… Сколько он проходит? Это триста тысяч километров надо умножить на три тысячи шестьсот секунд. Сколько это будет, Саныч?

– Э-э…, – полез тот в стол за калькулятором. – Приблизительно: миллиард километров.