Савва Мамонтов - [42]

Александр III, будучи не в состоянии вернуться к крепостному праву, отменяет многие либеральные реформы своего отца, готовит суд и повешение народовольцев… И вот парадокс — на фоне всего этого 24 марта 1882 года отменяет государственную театральную монополию.

Очевидно, новый царь решил отказаться от явно изжившего себя анахронизма, чтобы как-то смягчить вызванную реакцией оппозиционность общественного мнения.

У Александра III, едва вступившего на престол, не было уже той благодатной возможности, какая была у Николая I, — только душить, а императорская монополия на театры фактически стала фикцией. Царь вынужден был — от недостатка сил — душить с оглядкой, душить с задабриванием. И одним из таких актов задабривания стала отмена театральной монополии. И действительно, отмена монополии если и революционизировала театр, то исключительно в вопросах формы. А это монарху ничем не грозило, даже придавало определенный блеск его царствованию.

Итак, 24 марта 1882 года царским рескриптом театральная монополия была отменена. По-видимому, акт сей и заставил Савву Ивановича Мамонтова вскоре после этого подумать о создании своего театра, тем более что дата опубликования рескрипта почти совпала с триумфальными постановками на его домашней сцене «Снегурочки» и «Алой розы».

В 1882 году главный союзник, советчик, помощник по театральной части Василий Дмитриевич Поленов, женившись на кузине Елизаветы Григорьевны, стал родственником и совсем уже близким человеком.

Тогда же Поленов стал преподавателем Училища живописи, ваяния и зодчества, где очень быстро выделил наметанным глазом наиболее талантливых учеников. Ими были Константин Коровин, отчасти его брат Сергей, Левитан, а потом уже Николай Чехов и Симов.

Их-то он и свел с Саввой Ивановичем, чтобы они сначала под его, Поленова, руководством и по эскизам его и Васнецова, а потом — кто заинтересуется декорационным искусством и втянется в театральную жизнь — самостоятельно писали декорации. Кроме отличной практики это был и заработок. А Поленов знал, как нужен он, этот заработок, его молодым ученикам.

Первым из учеников Поленова, попавшим к Мамонтову, был Левитан, к тому времени уже достаточно известный. Еще в 1879 году с ученической выставки П. М. Третьяков приобрел для своей галереи его пейзаж «Осенний день. Сокольники».

В 1884 году Левитан по эскизу Поленова выполнил одну из декораций к «Алой розе» и, выдержав таким образом экзамен, был допущен к более ответственной работе — писать по эскизам Васнецова декорации к «Русалке», первому спектаклю Частной оперы.

Вообще же в круг художников, группировавшихся около Мамонтова, Левитан по-настоящему не втянулся, хотя, как видно из писем Е. Д. Поленовой, он в ту зиму (1884/85 года) бывал с компанией художников в Абрамцеве, писал там этюды.

Несомненно, прочными узами привязался к Мамонтовскому кружку другой ученик Поленова — Константин Коровин, очень талантливый, хотя и не проявивший еще себя в полную меру, может быть, потому, что он несколько позднее попал в школу, вернее, на отделение живописи. Судьба его сложилась не совсем обычно, а во многом трагично и даже чуть парадоксально.

Родился он в очень состоятельной семье, и начало его жизни было чудесно и безоблачно. Костенька — так его называли от пеленок до старости — был всеобщим баловнем. Его закармливали лакомствами и ничему не учили. Он и вырос бы, наверное, недорослем, если бы не несчастье, свалившееся на семью: отец его разорился.

Коровины разбогатели в свое время на ямском промысле; разбогател, собственно, дед, Михаил Емельянович, который долгое время держал все в своих руках и, как все люди подобного склада, твердо соблюдал традиции, видя в них нечто символическое. Крестным отцом Кости был ямщик. И вместе с тем сыну своему Алексею, отцу Кости, старик дал университетское образование. Женился Алексей Коровин на женщине умной, тонкой, высокой культуры: она играла на арфе, занималась живописью и была знакома со многими художниками, которые с удовольствием посещали гостеприимный дом Коровиных.

Потом все это кончилось как-то неожиданно. Коровиных разорило начавшееся в то время железнодорожное строительство, как раз на тех путях, где пролегал их тракт. Отец покончил самоубийством. На всю жизнь остался во впечатлительной душе Константина Алексеевича образ отца в последние дни его жизни, придавленного горем, затравленного, с думами о смерти. «Не могу забыть отца, — вспоминал потом Коровин, — как он, стоя у окна, с каким-то отсутствующим взглядом, машинально водил по стеклу пальцем, и какая тревога была на лице матери…».

Художник Илларион Михайлович Прянишников, дальний родственник матери Коровина, который между делом учил Костю рисованию, устроил его и старшего брата Сергея в Училище живописи, ваяния и зодчества. Там Костя попал в класс зодчества (считалось, что живопись — вещь недоходная). Но уже через год страсть к живописи победила расчеты на будущую карьеру, и Костя сбежал в класс Саврасова, где учился Сергей и где сам он скоро выдвинулся на одно из первых мест и подружился с Левитаном.

И была какая-то странная ирония судьбы в том, что именно Мамонтову — строителю железных дорог, косвенной причине разорения семьи Коровиных, — суждено было поддержать Константина Коровина, избавить его от нужды и разочарований. Но это было именно так: сначала рекомендация Поленова, а потом талант полюбившегося всем «Костеньки» сделали свое дело.