Секундомеры выключены, тайм-аут еще не окончен.
День, когда я познакомился с Пашей, вдруг отчетливо вспоминается мне; Пашина длинная жилистая фигура и усмешка; его веселое рукопожатие. Он должен был целоваться с той черноглазой девчонкой, лазать по горам, растить детей и приезжать с ними к родителям — как им жить теперь, откуда взять силы, чтобы жить?
Холодок пробегает по моей выпрямленной спине. Господи, как я мог забыть? Я нащупываю на груди пролежавший там почти сутки конверт.
Потертый прямоугольничек без марки; несколько сложенных вчетверо, истлевших на сгибах листков, плотный квадратик фотографии. Паша — незнакомый, взрослый — смотрит на меня в упор, и я отвожу взгляд.
Ветер пошевеливает язычок конверта. Нервничая, я наугад разворачиваю листок, потом другой; я читаю короткие столбцы стихов, вписанных разорванным, отчаянным почерком между коротких, сухих, словно уже не важных сообщений о себе: жив, служу… Я читаю стихи этого незнакомого, взрослого человека с карточки, боясь понять до конца и наконец до конца понимая, что это его похоронили мы вчера на тесном подмосковном кладбище. Волчий тоскливый вой подкатывает к горлу, стоном вырывается сквозь зубы.
Ты, держащий на ладони этот мир… Что-то, чему нет названия, сжимает мое сердце и отпускает его, наполняя горьким спокойствием.
Ветер теребит углы листков. Я бережно кладу бумажный прямоугольник во внутренний карман. Солнце косо пробивает кроны — еще сентябрьское, греющее солнце. Сад звучит вокруг меня, оплетает шелестом и шуршанием, словно намекая на возможность какой-то иной жизни. Я провожу ладонью по рейкам сиденья — какое детское, забытое ощущение…
Сколько еще отпущено мне?
Я сижу на грязно-белой скамейке, рядом с прилепившимся к сиденью листком, я впитываю в себя напоследок этот странный день, этот осенний час, взятый взаймы до весны и осторожно вынутый из моей жизни. «Дипломат» с рифмованным уродцем на продажу тактично лежит в полуметре — словно не имеет ко мне никакого отношения. Еще восемь минут. Восемь минут свободы.
Я снимаю с запястья браслет, я достаю из кармана расческу, отламываю от нее зубчик и нажимаю им на гнездо коррекции времени. Я аккуратно перевожу часы и оставляю их на ладони, поглядывая, как подбираются цифры к черте, за которой продолжится моя жизнь.
1988
