Сатиры. Письма. Эпиграммы. Из Анакреона - [3]

[96]

И с тех времен по сих пор в углу не сидели —

Государства лучшими чинами владели.

³⁵ Рассмотри гербовники[97], грамот виды разны,

Книгу родословную,[98] записки приказны:

С прадедова прадеда, чтоб начать поближе,

Думного, наместника[99] никто не был ниже;

Искусны в миру, в войне рассудно и смело

⁴⁰ Вершили ружьем, умом не одно те дело.

Взгляни на пространные стены нашей салы[100] —

Увидишь, как рвали строй, как ломали валы.[101]

В суде чисты руки их: помнит челобитчик

Милость их, и помнит злу остуду обидчик.

⁴⁵ А батюшка уж всем верх; как его не стало,

Государства правое плечо с ним отпало.

Когда было выедет — всяк долой с дороги

И, шапочку сняв, ему головою — в ноги.

Всегда за ним выборна таскалася свита,[102]

⁵⁰ Что ни день рано с утра крестова[103] набита

Теми, которых теперь народ почитает

И от которых наш брат милость ожидает.

Сколько раз, не смея те приступать к нам сами,

Дворецкому кланялись с полными руками.[104]

⁵⁵ И когда батюшка к ним промолвит хоть слово —

Заторопев, онемев, слезы у иного

Потекли с глаз с радости; иной, не спокоен,

Всем наскучил, хвастая, что был он достоен

С временщиком говорить, и весь веселился

⁶⁰ Дом его, как бы им клад богатый явился.[105]

Сам уж суди, как легко мне должно казаться,

Столь славны предки имев, забытым остаться,

Последним видеть себя, куды глаз ни вскину.

Филарет

Слышав я важну твоей печали причину,

⁶⁵ Позволь уж мне мою мысль открыть и советы;

А ведай притом, что я лукавых приметы —

Лесть, похлебство[106] — не люблю, но сердце согласно

С языком: что мыслит то, сей вымолвит ясно.

Благородство, будучи заслуг мзда,[107] я знаю,

⁷⁰ Сколь важно, и много в нем пользы признаваю.[108]

Почесть та к добрым делам многих ободряет,

Когда награду в себе вершенных[109] являет.

(Сыщешь в людях таковых, которым не дивны

Куча золота, ни дом огромный, ни льстивный

⁷⁵ На пуху покой, ни жизнь, сколь бы ни прохладна, —

К титлам, к славе до одной всяка душа жадна.)

Но тщетно имя оно,[110] ничего собою

Не значит в том, кто себе своею рукою

Не присвоит почесть ту, добыту трудами

⁸⁰ Предков своих. Грамота, плеснью и червями[111]

Изгрызена, знатных нас детьми есть свидетель —

Благородными явит одна добродетель.[112]

Презрев покой, снес ли ты[113] сам труды военны?

Разогнал ли пред собой враги устрашенны?

⁸⁵ К безопаству общества расширил ли власти

Нашей рубеж? Суд судя, забыл ли ты страсти?[114]

Облегчил ли тяжкие подати народу?

Приложил ли к царскому что ни есть доходу?

Примером, словом твоим ободрены ль люди

⁹⁰ Хоть мало очистить злых нравов темны груди?

Иль, буде случай, младость в то не допустила.

Есть ли показаться в том впредь воля и сила?[115]

Знаешь ли чисты хранить и совесть и руки?

Бедных жалки ли тебе слезы и докуки?

⁹⁵ He завистлив, ласков, прав, не гневлив, беззлобен,

Веришь ли, что всяк тебе человек подобен?[116]

Изрядно можешь сказать, что ты благороден,

Можешь счесться Ектору или Ахиллу[117] сроден;

Иулий и Александр,[118] и все мужи славны

¹⁰⁰ Могут быть предки твои, лишь бы тебе нравны.

Мало ж пользует тебя звать хоть сыном царским,

Буде в нравах с гнусным ты не разнишься псарским.[119]

Спросись хоть у Нейбуша,[120] таковы ли дрожжи

Любы, как пиво, ему, — отречется трожжи;

¹⁰⁵ Знает он, что с пива те славные остатки,

Да плюет на то, когда не, как пиво, сладки.

Разнится — потомком быть[121] предков благородных

Или благородным быть. Та же и в свободных[122]

И в холопях течет кровь, та же плоть, те ж кости.

¹¹⁰ Буквы,[123] к нашим именам приданные, злости[124]

Наши не могут прикрыть; а худые нравы

Истребят вдруг древния в умных память славы,[125]

И, чужих обнажена красных перьев, галка[126]

Будет им,[127] с стыдом своим, и смешна и жалка.

¹¹⁵ Знаю, что неправедно забыта бывает[128]

Дедов служба, когда внук в нравах успевает,

Но бедно блудит наш ум, буде опираться

Станем мы на них одних. Столбы сокрушатся.[129]

Под лишним те бременем, если сами в силу

¹²⁰ Нужную не приведем ту подпору хвилу

Светлой воды[130] их труды ключ тебе открыли,

И черпать вольно тебе, но нужно, чтоб были

И чаши чисты твои, и нужно сгорбиться

К ключу: сама вода в рот твой не станет литься.

¹²⁵ Ты сам, праотцев твоих[131] исчисляя славу,

Признал, что пала она и делам и нраву[132]:

Иной в войнах претерпел нужду, страх и раны,

Иным в море недруги и валы попраны,

Иной правду весил тих, бегая обиды,[133] —

¹³⁰ Всех были различные достоинства виды.

Если б ты им подражал, право б мог роптати,

Что за другими тебя и в пару не знати.

Потрись на оселку, друг,[134] покажи в чем славу

Крови собой — и твою жалобу быть праву.

¹³⁵ Пел петух,[135] встала заря, лучи осветили

Солнца верхи гор — тогда войско выводили[136]

На поле предки твои, а ты под парчою,

Углублен мягко в пуху телом и душою,

Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли;

¹⁴⁰ Зевнул, растворил глаза, выспался до воли,

Тянешься уж час-другой, нежишься, сжидая

Пойло, что шлет Индия[137] иль везут с Китая[138];

Из постели к зеркалу одним спрыгнешь скоком,

Там уж в попечении и труде глубоком,

¹⁴⁵ Женских достойную плеч[139] завеску на спину

Вскинув, волос с волосом прибираешь к чину[140]:

Часть над лоским лбом[141] торчать будут сановиты,

По румяным часть щекам, в колечки завиты,