Сатирические очерки - [123]

Ты, очевидно, помнишь, что в начале августа я отослал в «Обозрение» статью, в которой, предсказывая, как это положено Фигаро, развитие событий, рекомендовал нашему добрейшему правительству, чтобы оно распорядилось собрать со временем всякого рода художественные ценности, упрятанные в монастырях.[406] Статья была напечатана, хотя ее и обкорнал какой-то благодушный цензор. Ты, наверное, не забыл, что на днях, разумеется по чисто случайному совпадению, в «Газете» был опубликован королевский указ, в котором предписывалось провести то же самое мероприятие. В соответствии с этим повсюду, кажется, были выделены специальные уполномоченные, которым вместе с суточными было дано право провести реквизицию ценностей и поручено взять их на сохранение. Мероприятие это вызвало такой ажиотаж и проводилось с таким рвением, что мне самому довелось увидеть и даже потрогать неподалеку от Мадрида некоторые вещи из тех, что охотно прибираются к рукам любителями старины: древние своды законов, манускрипты, редкие издания античных авторов и прочая чепуха. Действительно, для чего правительству все эти глупости: книжицы ученых монахов, безделушки монахинь?

Рекрутский набор прошел с большим подъемом. И кстати расскажу тебе об одном случае, который не может не повлиять на умонастроение народа и в особенности армии. Недавно я случайно попал в одну деревушку, неподалеку от Мадрида, через которую проходили новобранцы из Эстремадуры. Но как же обращались с солдатами! С этими достойными землепашцами, которые оставили плуг, чтобы своей кровью защищать наши доходы! И это в эпоху, когда человеческое достоинство признано повсеместно! Я сам, собственными глазами, видел, как офицер ударил по лицу новобранца, а капрал бил другого солдата не чем иным, как палкой – подлинным символом воинской власти и произвола. Все это произошло на глазах у народа, прямо на площади, среди бела дня. Однако если солдат позволит себе какую-нибудь дерзость, то его сразу же посадят в колодки, если он попытается дезертировать, ему не миновать виселицы, а если он подастся к мятежникам, мы же назовем его каннибалом. Как видишь, противозаконные поступки у нас сурово наказуются.

На днях нескольким лицам был пожалован титул высокопревосходительных сеньоров: это были представители какой-то корпорации, а может быть, и члены какого-нибудь совета или трибунала. Впрочем, неважно, кто они, – важен самый факт присвоения титула. Всякие превосходительства, высокопревосходительства и т. д. и т. п. очень нужны Испании, это хорошо с той точки зрения, что подобным образом достигается различие в положении людей, а мы ведь к этому и идем. Ты сам знаешь, как трудно признание заслуг, если всякий выскочка может называть тебя просто на «вы». Все это вполне соответствует духу обновления, процесс которого мы теперь благополучно завершаем.

Палата знати все еще существует: заседания происходят как обычно. Я говорю тебе это потому, что, как мне помнится, в Париже я совсем было забыл о них.

В Нижней палате мы услышали ответ на тронную речь; здесь уверяют, что месяца через два соберутся кортесы: одни говорят, что они будут представительными, другие определяют их как учредительные. Первое определение звучит слишком расплывчато, второе – более конкретно.

Но если за полтора месяца ставился на обсуждение только один из многочисленных проектов, интересно, сколько же проектов сумеют обсудить до марта. Однако разговоров по этому поводу ведется очень много. Правительство получило в конце концов вотум доверия, как говорят, единогласно, ибо только сеньор Пардиньяс голосовал против. Наконец выступил граф де Торено: это случилось в первый раз после того, как он перешел в оппозицию. Он говорил так, словно сам никогда не был министром. Сеньор Мартинес де ла Роса наговорил кучу всяких вещей: про алхимию и прочую чепуху. Этот говорил так, словно все еще пребывал на посту министра. Ныне оба они уже не министры, и говорить о них не приходится.

Что касается правительства, то должен сказать тебе, что там творятся чудеса. В кабинете министров есть три лица, которые все вместе составляют только одного действительного министра: противники утверждают, что ему надо было бы уже заговорить. Во всяком случае нельзя отрицать, что нынешнее правительство – много обещающее. Хорошо, если бы оно исполнило свои обещания. Но поживем – увидим. Если судить по началу, то, я думаю, мне представится весьма подходящий случай превратиться в клеврета правительства, если бы я хоть сколько-нибудь был к этому склонен; однако тебе хорошо известно, что я никогда ничего не добивался и не получал ни от одного правительства и впредь не имею подобного намерения. Моих верноподданных чувств хватило только на то, чтобы в случае, если у нас оказывалось хорошее правительство, похвалить его благие дела с той же независимостью, с какой я критиковал все дурное.

Кстати, я не хотел бы, чтобы об этом забывали. Можешь себе представить: по приезде в столицу я встретил людей, которые полагали, что моя заграничная поездка субсидировалась правительством. Это меня очень позабавило. Ведь ты об этом ничего не знал? Я тоже не знал. Но тут в Мадриде все знают. Известно ведь, что в Париж собираются ехать не просто так, а с каким-нибудь поручением, и, разумеется, на правительственные средства. Каких личных средств могло бы хватить для того, чтобы добраться до Парижа? Да и не такой у меня вид, чтобы можно было подумать, что поездку в Париж я предпринял ради собственного удовольствия. Это ясно как день. Что за проницательность, да благослови их бог!