Сатана вас поздравляет - [17]

И теперь, совсем нежданно, эта колея словно исчезла.

Веки Эстеллы поднялись, и она произнесла:

— Привет. Так и будешь там стоять, пока кофе не остынет? Я не спала.

— Я просто смотрел. Кажется, никогда не видел тебя с закрытыми глазами.

Я протянул ей одну чашку, а затем подтянул к себе пуфик и тоже уселся, чтобы выпить своего кофе, вполне ещё горячего.

— Так ты нисколько не вздремнула? А то могла Карла прозевать. Я был у миссис Брэйди на кухне и тоже мог его не услышать.

— Я не спала, Эд. Даже глаза я прикрыла, лишь заслышав твои шаги.

— Чего это тебе захотелось?

— Потому что ты ещё никогда не видел меня с закрытыми глазами. А может, мне захотелось, чтобы ты хоть раз увидал. А ты, Эдди, ведь встал рано сегодня утром?

— Как всегда, в полвосьмого. А что?

— Карл может просидеть за покером и всю ночь. Почему бы тебе не прикорнуть, а я разбужу тебя, когда он вернётся. Обещаю, что глаз не сомкну.

— Мне не заснуть.

— Как бы тебе завтра не пожалеть. Вдруг от тебя потребуется бодрость, а ты будешь измотан?

Это звучало логично, ведь в настоящую минуту я был способен только терзаться. А у меня даже не было никаких фактов, чтобы обдумать их и уложить в какую-нибудь концепцию. Я просто ждал прихода Карла Делла, и мог прекрасно делать это, спя на кровати.

— Возможно, Эстелла, ты и права. Ну, допью вот кофе, да и прилягу, пусть даже заснуть не смогу.

Я сделал ещё глоток; кофе, всё ещё горячий, сразу было не выпить. Внезапно я вспомнил об одном деле; его следовало сделать немедленно, поскольку утром я мог не вспомнить: мне нужно было заручиться фотографией дядюшки Эма, как это сделал Бен Старлок. Я подошёл к комоду и вынул из него коробку для канцелярских принадлежностей; там у нас было несколько фотографий, частью просто любительских снимков, — я отобрал два, на которых дядюшка Эм смотрелся вполне сносно. Оба снимка были сделаны на ярмарке; на одном из них дядюшка Эм стоял перед своим заведением, где публика должна была метать мячики в молочные бутылки, другой же представлял его сидящим в дверях трейлера, принадлежавшего Хоги, на парковке в Луисвилле, причём сам Хоги сидел позади него, и оба держали в руке по бутылке пива.

Снимала оба раза Мардж Хогленд; снимки заставили меня вспомнить, что Мардж уже нет в живых, да и Хоги тоже, и что я не знаю, где сейчас дядюшка Эм, знаю лишь, что если с ним всё благополучно, то нет никакого логического объяснения, почему он до сих пор не пришёл домой или не позвонил. Мардж и Хоги, значит, умерли, и теперь вот дядюшка Эм… Прекрати! — сказал я себе. И всё же снимок с дядюшкой Эмом и Хоги я убрал назад в коробку, а оставил только тот, где дядюшка один перед своим ларьком.

Тут он был хоть похож на себя. Со своей усмешкой и в своей неряшливой чёрной шляпе со свисающими полями, с которой никогда не расставался и над которой я постоянно подшучивал. Солнце садилось, так что поля не бросали тени на глаза, были видны лёгкие морщинки от уголков к вискам да взгляд, в котором вечная готовность беззлобно веселиться. И крупный нос не затемнял бурых взъерошенных усов, сделавшихся столь же неотъемлемой составной частью дядюшки, как, допустим, правая рука. Да, снимок определённо лучше подходил для опознания дядюшки, чем та фотка на паспорт, что была у Старлока. Разумеется, снимок не давал представления о дядюшкином росте, но эти сведения мог восполнить и я. Тут мне вспомнилось, как я однажды описывал кому-то дядюшку: «Коротковат, толстоват, сообразителен».

С той поры дядюшка нисколько не изменился, разве что — помимо его вечной шляпы со свисающими полями — одевался более прилично, чем это могло сойти для ярмарки.

Я сунул снимок в бумажник и вновь уселся на пуфик, взяв чашку с кофе. Тот успел уже несколько остыть. Эстелла, должно быть, за мной наблюдала.

— Он действительно вроде отца тебе, Эд? — спросила она.

— Вот именно, — ответил я, желая, чтобы на том и кончилось, поскольку существовало нечто такое, чего я никогда ещё не рассказывал Эстелле; и всё же оказалось, что я продолжаю: — По-настоящему я никогда не знал своего отца — пока не стало слишком поздно, пока его не убили. Тогда я познакомился с дядюшкой Эмом, который помог мне душевно восстановиться и… в общем, мы вдвоём с ним нашли убийцу.

— Так твоего отца убили?

Я кивнул.

— И дядюшка Эд забрал меня к себе на ярмарку, а там — ну, ты знаешь, что там вышло. То дело с Хоги и Мардж. Это, да ещё случай с отцом, показали мне, что мы с дядюшкой Эмом некоторым странным образом сошлись на почве сыщицкой работы. Дополнили один одного; вместе мы сделались чем-то чертовски большим, чем были каждый в отдельности. А дядюшке приходилось уже работать частным детективом, до того как он связался с ярмаркой, и я упросил его вернуться к этому занятию да и мне заодно приискать работу в том же агентстве. Я, Стелла, мечтал даже как-нибудь завести и собственное агентство — «Хантер и Хантер».

— И было бы здорово, Эд. Только чего же ты говоришь «мечтал»; уж не передумал ли ты, чего доброго?

Отчего я употребил прошедшее время, мне страшно было и объяснять — даже самому себе. Но в следующую минуту мне показалось, что лучше всё же взять и выразиться прямо, чем пытаться спрятать вещи в глубине рассудка.