Сатана в Горае. Повесть о былых временах - [11]
Она рассказывала, что через ворота туда-сюда летают души мертвецов и ищут, в кого бы вселиться. Она надевала на девочку широкий передник, чтобы в нее не вошел дибук, и вешала ей на шею льняной мешочек с волчьим зубом. Уходя куда-нибудь, старуха подпирала дверь колом. Сквозь узкое, пыльное окошко проникало слишком мало света, и в тесной комнате в черепке с маслом все время горел фитиль. Постоянно слышался шорох и мышиная возня, будто невидимая рука шарила в темноте. Иногда печь начинала дымить, и тогда приходил трубочист, залезал наверх, засовывал руку во вьюшку. Огромные белки сверкали на его перекошенном, черном, как у беса, лице. Бабка стояла внизу и махала кулачком.
— Выше! — кричала она по-польски скрипучим голосом. — Выше! Еще выше!
Когда трубочист был в доме, Рейхеле пряталась под кроватью. Она боялась его щеток, боялась толстых, закопченных веревок, смотанных в клубки, она бледнела, когда слышала, как в дымоходах осыпается сажа. Бывало, трубочисты приходили вдвоем: высокий, усатый, похожий на жука, и другой, низенький. Один поднимался на крышу, второй залезал головой в топку. Когда он что-то кричал напарнику, его голос звучал, как из могилы. После них на полу оставались черные следы босых ног. Входил резник с ножом в руке. Его задубевший, облепленный перьями кафтан хрустел, когда он наклонялся, чтобы не удариться о притолоку.
— Сколько дала этим сукам?
— Грош и еще горсть отрубей, — шамкала старуха беззубым ртом, выпячивая нижнюю челюсть.
По вечерам Рейхеле было страшно. Она спала с бабкой на одной кровати. Дядя в соседней комнате хрипел во сне, будто его душили. Старуха долго молилась, бродила из угла в угол. От нее пахло горелыми перьями и мышами. Иногда она задирала на девочке рубашку, ощупывала ее горячее тело мертвой рукой, пыхтела с какой-то грязной радостью:
— Теплая какая… Огонь-девица!..
Лежа под одеялом в темноте, она рассказывала истории о диких зверях, о драконах, о разбойниках и колдуньях, которые живут в могилах, о людоедах, которые поджаривают детей на вертеле, о великане с одним глазом во лбу, который всюду ходит с еловым бревном в руке и ищет пропавшую принцессу. Засыпая, старуха бормотала непонятные, отрывистые, бессмысленные слова. У Рейхеле волосы шевелились от страха, она будила ее, что было сил трясла за плечо:
— Бабушка, что ты говоришь? Я боюсь, бабушка…
Глава 8
РЕЙХЕЛЕ В ЛЮБЛИНЕ
Когда Рейхеле было двенадцать лет, старуха умерла. Три дня умирала она в передней комнате на деревянной кровати. Маленькая голова старухи была повязана красным платком, лицо застыло, как у покойника, подбородок заострился, выпученные глаза с огромными белками смотрели не мигая. Это было перед Йом-Кипуром. Из сарайчика во дворе слышалось кудахтанье кур, женские голоса. Почти никто не заходил в комнату, все были заняты. Только зять, реб Зайдл-Бер, иногда забегал, с ног до головы вымазанный кровью, борода растрепана, покрасневшие глаза моргают под густыми бровями. Он вынимал из-за пазухи гусиное перышко, подносил к ноздрям умирающей, чтобы увидеть, дышит она или нет, всматривался опытным взглядом и каждый раз вздыхал:
— М-да… Пора бы ей уже…
Он был зол, дядя Зайдл-Бер, как всегда перед Днем искупления: он режет и режет, а женщины выводят его из себя спешкой и болтовней. К тому же у Рейхеле пригорало все, что она пыталась приготовить, она была совсем измучена. От страха Рейхеле не тушила ночью фитиль, сидела, закутавшись в шаль, не могла уснуть. Как всегда, нудно пиликал сверчок за печкой, словно чего-то требовал. Дядя храпел в кровати, бормотал во сне, будто разговаривал с кем-то невидимым. Рейхеле знала, что дом до самого потолка полон нечисти. Вещи шевелились в углах, по стенам, как призраки, скользили тени. Иногда верхняя губа умирающей приподнималась, и казалось, что старуха улыбается жуткой улыбкой. Однажды она высунула из-под одеяла руку, помахала ей в воздухе и судорожно сжала пальцы, будто что-то поймала.
Умерла старуха утром, накануне Йом-Кипура. Пришли женщины в широких фартуках, проворно нагрели воды для обмывания. Дом наполнился густым паром, мокрыми тряпками и соломой. Одна из женщин открыла сундук, достала оттуда погребальное облачение, которое старуха приготовила для себя загодя. Другая принесла черные носилки. Рейхеле отправили к дальней родственнице Зайдл-Бера. Похоронили наскоро, реб Зайдл-Бер прочитал поминальную молитву. Вечером он послал за племянницей. Когда она вернулась домой, пол уже был подметен и посыпан песком. Горели три свечи, воткнутые в ящик с землей. Посреди комнаты стоял дядя в белом халате и суконных туфлях, на голове — белая шапка с бахромой, расшитая золотыми нитками. Черная борода, еще влажная после миквы, тщательно причесана, качаются пейсы, длинные, как женские косы. Сейчас он выглядел точь-в-точь как один из праведников, про которых Рейхеле читала в книжках. Зайдл-Бер возложил руки ей на голову и нараспев произнес:
— Да сделает тебя Всесильный подобной Сарре, Ревекке, Рахили и Лее. Будь же благословенна, дитя мое, храни тебя Бог!..
Рейхеле хотела ответить, но дядя распахнул дверь, так что свечи чуть не погасли, и стремительно вышел из дома. Рейхеле осталась одна посреди комнаты и с удивлением огляделась, будто оказалась здесь впервые. Сквозь окошко под потолком смотрело небо, красное как кровь, и доносились крики сотен людей: по узким улочкам Люблина в закатном солнце спешили евреи в белых халатах, словно мертвецы в саванах. Все женщины были в белых платьях со шлейфами, шелковых пелеринах, все надели жемчуг, золотые цепочки. Переливались брошки, качались, сверкали тяжелые серьги. Те, кто в этом году овдовел или потерял детей, метались, раскинув руки, будто кого-то ловя, рыдали, охрипшими голосами выкрикивали, как безумные, одно и то же. Соседки, которые весь год ссорились, теперь обнимались и не отпускали друг друга, как будто прощались и не могли расстаться. Молодые женщины шагали быстро и решительно, в одной руке сжимая молитвенники в золоченых переплетах, другой поддерживая шлейф платья, они смеялись сквозь слезы, бросались друг другу на шею. Четыре служанки несли на носилках столетнюю старуху, которая уже не могла идти сама. Ее золотистое платье сверкало в закатных лучах, как огонь, драгоценные камни на высоком чепце играли всеми цветами радуги, атласные ленты трепетали на ветру. Маленький горбатый старичок с белой развевающейся бородой стоял, опираясь на костыли, протягивал, как слепой, бледные, дрожащие руки и благословлял прохожих, всех, от мала до велика. На синагогальной улице повсюду стояли столики с мисками для пожертвований. Безногие, немые, парализованные сидели на низеньких табуретках, пересчитывали серебряные и медные монеты, которыми народ искупал свои грехи. Кающийся Ерихем, из года в год босой, в расстегнутой рубахе, стоял у дверей синагоги и рыдал, ломая пальцы:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.