Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина - [2]

Разумеется, издавна между крупными и могущественными родами шла борьба за близость к императору, но уже начиная с середины IX в. власть оказалась в руках семьи Фудзивара. Этот род поставлял императорам жён и наложниц и вершил государственную политику через систему регентства над малолетними правителями. Когда умер самый могущественный из рода Фудзивара, Фудзивара-но Митинага (966-1017), автор дневника «Сарасина никки» была ребёнком. Став взрослой, Дочь Такасуэ служила придворной дамой во дворце, принадлежавшем сыну Митинага, государственному канцлеру Фудзивара-но Ёримити, унаследовавшему от отца власть. Система централизованного управления страной одним влиятельным кланом просуществовала до середины XII в. Можно сказать, что описанные в дневнике события одной частной жизни проходили в то время, когда эта система, достигнув пика, незаметно повернула под уклон. В конце концов разрушили её те политические силы, которые уже при жизни Дочери Такасуэ заявили о себе в провинциях, столь хорошо ей знакомых. Но об этом мы ничего не узнаем из её дневника, женщины далеки были от политики, да и многие аристократы-мужчины тоже.

В XI в., когда написан был дневник «Сарасина никки», хэйанцы уже два столетия исповедовали эстетический принцип «моно-но аварэ» — «очарование всего сущего». С одной стороны, этот культ красоты обуславливал умение наслаждаться созерцанием гор и моря, луны и цветка, осенних листьев и первого снега. С другой стороны, он требовал от каждого чувствительного человека быть не только созерцателем, но и творцом прекрасного — поэтом, художником, музыкантом. Природа, любовь и искусство были главными ценностями хэйанцев.

Девушек из благородных семей, какой была Дочь Такасуэ, обучали расписывать веера, подбирать расцветки тканей для многослойных одежд, сочинять стихи, музицировать. Антологию японской поэзии «Кокинвакасю» («Собрание древних и новых японских песен»), составленную почти за сто лет до рождения Дочери Такасуэ, многие заучивали наизусть, и в «Сарасина никки» тоже много цитат из неё. А ещё женщины любили повести-«моногатари». Часто эти повести были в картинах: одна из дам разворачивала красочный свиток и вела рассказ, опираясь на иллюстрации и краткие пояснения, другие слушали. Но и повести в нашем понимании этого слова — волшебные, любовные, приключенческие — существовали во множестве, их переписывали и бережно хранили. Героями произведений, называемых «моногатари», становились и реальные лица, причём под собственными именами, в тексты повестей включали их стихи и фрагменты писем, так что разница между документальным жанром и литературой вымысла ещё не ощущалась твердо.

Большинство из тех произведений, которые читала Дочь Такасуэ, и которые упомянуты в её дневнике, погибли в эпоху смут и войн, но похоже, что в юности Дочь Такасуэ отдавала предпочтение литературе вымысла, тем «моногатари», которые мы бы назвали повестями и романами. В конце жизни она обратилась к дневнику, и в этом не была исключением. Мурасаки Сикибу, создательница её любимого романа «Гэндзи моногатари», тоже оставила после себя дневник. В конце X в. написан был поразительный по глубине проникновения в женскую психологию «Дневник эфемерной жизни» («Кагэро никки»), в начале XI в. появились «Записки у изголовья» («Макура-но соси») придворной дамы Сэй Сёнагон — всё это шедевры хэйанской литературы.

Кроме «Сарасина никки», до наших дней дошло шесть произведений хэйанской эпохи, в названиях которых содержится слово «никки» (подённые записи, дневник). Все они, кроме одного, о котором уже говорилось выше, написаны женщинами. Эти произведения значительно отличаются между собой и тематически, и по объёму, и по тому, какой протяженности отрезок времени запечатлен в записях. Не все произведения жанра «никки» соответствуют нашим представлениям о дневнике, однако, отдавая дань традиции, мы называем их дневниками.

Здесь следует сказать о том, как создавались обычно произведения мемуарного характера. Листая дневник «Сарасина никки», читатель сам заметит, что особенную и очень важную роль в повседневной жизни хэйанцев играла поэзия. Без пятистиший-«танка» немыслимы были любовные и дружеские письма, в стихах выражали радость и скорбь, стихи были неотъемлемой частью придворного этикета. Отношение к поэтическому слову было очень бережным, его стремились сохранить для потомков. Существовали семейные и личные собрания стихов, в которых фиксировали обстоятельства появления того или иного пятистишия, поэтический отклик адресата, иногда оценки окружающих. Рождавшаяся как комментарий к стихам, проза обретала и самостоятельный интерес, оттачиваясь для выражения самых сложных и глубоких переживаний.

Совершенно очевидно, что у Дочери Такасуэ тоже хранились подобные записи, и часть дневника сложена из них как из готовых блоков. Особенно заметно это там, где Дочь Такасуэ приводит стихотворные послания, которыми обменивалась со знакомыми дамами. Но есть и фрагменты совершенно иного характера, они ближе к коротким новеллам: легенды о храме Такэсиба и совете богов на горе Фудзи, история необыкновенной кошки, в образе которой переродилась после смерти благородная госпожа. Весь этот разнородный материал сплавлен воедино не только личностью повествовательницы, но и при помощи умелой литературной композиции.