Сапфир и золото - [55]

Дракон бы нипочём не сознался, Голденхарт это чувствовал.

— Не умер, так, верно, умру… однажды? — с трудом подбирая слова, спросил менестрель.

— Не умрёшь, — угрюмо возразил Эмбервинг. — Да что ты заладил: умер, умру! Не тверди, накличешь беду!.. Это всё цыгане, немочь их разбей!

Юноша приподнял брови: впервые слышал, как Дракон ругался.

— Выгнать их из Серой Башни, чтобы народ не смущали… — продолжал кипятиться Дракон, за нарочитой сердитостью пытаясь скрыть, что ему неуютно от этих разговоров.

Он не знал пока, как обо всём этом с Голденхартом говорить, не подготовился и теперь нервничал, боясь расспросов. Разговор этот неминуемо должен был однажды состояться, конечно, но не вот так скоро же!

— Эмбер, Эмбер, — ласково прервал менестрель, гладя Дракона по плечу, — не сердись на них. Я ни о чём больше не буду расспрашивать. Подожду, пока сам расскажешь, как всегда мы с тобой делаем. Скажи только: нечего мне бояться?

Эмбервинг порывисто привлёк юношу к себе, заключая в крепкие объятья:

— Нечего.

Менестрель выдохнул. Пожалуй, ему даже легче стало, когда он догадался о правде: из сердца выскочила тупая игла.

К разговору этому они ещё нескоро вернулись.

Ружа шёпотом пересказывала бабке своё «гадание».

— Смотрю: а линии говорят, что он давным-давно умер! — волновалась цыганочка, комкая в руках платок. — Как же так-то?

— Волшба, — со значением ответила бабка, и обе притихли.

Цыгане прожили в Серой Башне до конца лета, потом собрали пожитки, свернули шатёр и отправились дальше колесить по Земле-матушке, догонять табор, от которого безнадёжно отстали ещё пару вёсен назад. Поехали прежней дорогой. Вайда выискал лавку, где про колдуна и «зачарованного принца» услышал, зашёл да и плюнул сначала на пол, а потом на прилавок. Лавочник вытаращил глаза:

— Ты что, такой-сякой, делаешь!

— Не болтал чтобы пустого: нет никаких колдунов в Серой Башне, — сказал Вайда и ещё раз плюнул, уже на порог. — Дракон в Серой Башне живёт, а не колдун, настоящий дракон.

Но лавочник ему, конечно, не поверил. Потому что в колдунов поверить гораздо легче, чем в драконов.

Баллада о (не)последнем драконе

— Эмбер, а откуда драконы берутся?

Дракон поперхнулся, менестрелю даже пришлось его по спине похлопать. Эмбервинг откашлялся, несколько смущённо взглянул на собеседника. Спрашивать у дракона, откуда берутся драконы? Да это всё равно что у человека спросить, откуда дети берутся! Но сапфировые глаза Голденхарта глядели невинно, хоть и с любопытством, и Дракон подумал, что вопрос неверно истолковал. И точно.

— Ведь у тебя были родители, Эмбер? — продолжал расспрашивать юноша. — А то я слышал, что горы драконов порождают. Глупо ведь, правда, полагать, что гора может дракона родить?

— Если только мышь, — согласился Дракон, припоминая древнюю присказку.

Однако же на вопрос менестреля он толком ответить не мог: не помнил. Так-то, если рассуждать, то должны быть и у драконов родители. Но как Эмбервинг ни старался вспомнить детства — если оно у него было, — не смог. Он всегда помнил себя взрослым, вот же странно.

— А в книгах твоих об этом ничего нет? — с надеждой спросил менестрель, видя, как замялся с ответом Дракон. Драконий язык он потихоньку осваивал и мог уже разбирать некоторые тексты.

— Не припомню таких книг, — покачал головой Эмбервинг, погружаясь в ещё большую задумчивость.

— А других драконов не осталось на свете? — не отставал юноша.

— Должно быть, не осталось. Уже несколько веков ничего не слышал о драконах, — опять покачал головой Дракон. — Стало быть, я последний дракон.

Менестрель отчего-то расстроился, а на расспросы Дракона ответил:

— Так ведь тяжко же, когда один-одинёшенек остаёшься на всём белом свете!

Дракон улыбнулся. Он-то был не один.

Менестрель на несколько раз перебрал все книги в библиотеке и убедился, что Дракон прав: о происхождении драконов были исключительно легенды, в которых драконов порождали горы, моря, даже облака, а то и вовсе человеческая алчность (мол, одержимые златом короли превращались в чудищ огнедышащих). Верилось с трудом.

Зато отыскалась среди прочих книжка, где описывались виды драконов, когда-либо существовавших на земле (те же сведения и в Драконьей книге, но здесь — изложены попроще, да ещё и с картинками, так что менестрель тут же за книжку ухватился). Голденхарт сразу же нашёл Эмбервинга. Нарисовано было, конечно, плохонько. Думается, автор драконов никогда не видел или видел мельком, от этих самых драконов улепётывая, но хотя бы раскрашено было в верные цвета. Эмбервинга именовали золотым драконом, самым редким из существующих, а их было не меньше двух десятков: чёрный, зелёный, каменный, морской… И никого не осталось!

Голденхарт невольно поёжился: мысль о том, что мог исчезнуть и Эмбер, наполнила сердце холодом и страхом, которые даже эльфийский камень оказался не в силах прогнать. А ведь он тогда почти исчез, и не останови его менестрель… Юноша отпихнул книгу и упёрся локтями в стол, роняя лицо в ладони.

— Что случилось, Голденхарт? — всполошился вошедший и увидевший, что на менестреле лица нет, Дракон.

Менестрель, ничего не говоря, крепко обнял его.