Сапфир и золото - [11]

— Сократил же ты мне жизнь, господин менестрель, — выдохнул Дракон, разжимая руки и перекладывая юношу на землю, — лет на триста уж точно!

Менестрель вздрогнул, подскочил, испуганно озираясь, и начал щупать себя за плечи, за хребет, за рёбра, точно стараясь убедиться, что всё цело, ничего не переломано. Потом он сообразил, что произошло, и воззрился на Дракона (тот поднялся и протягивал ему руку).

— Как же тебя угораздило, господин менестрель? — спросил Дракон.

Юноша выдохнул, осознав, что чудом избежал смерти, но долго ещё не мог ничего вымолвить, поскольку потрясение было слишком велико; только через четверть часа на его бледное лицо потихоньку начала возвращаться краска и он смог рассказать, как выпал из окна. Дракон покачал головой и проронил:

— Поосторожнее с туманами: для них пожрать живую душу — пара пустяков.

Менестрель сообразил, что туманы здесь колдовского толку. Его пробрал холодок, и про себя он решил, что больше высовываться из окна не станет. А Дракон решил (тоже про себя), что поставит на окна решётки, как только представится случай: зная человеческую натуру, а вернее, безалаберность, он ничуть не сомневался, что менестрель скоро позабудет об этом происшествии и непременно однажды вывалится снова, засмотревшись на облака или задумавшись.

— Да, — спохватился Дракон, — я ведь собирался отдать тебе, господин менестрель… — И с этими словами он вручил растерявшемуся юноше небольшой мешочек, в котором глухо позвякивало.

В мешке оказалось с полсотни медных монет, но таких менестрель прежде не видел. В ходу они были только в Серой Башне: на реверсе красовался профиль драконьей головы (если только морду можно назвать «профилем»). Дракон пояснил, что это благодарность за вчерашнюю помощь. Менестрель начал отнекиваться: мол, и помогал-то как раз именно в благодарность за то, что Дракон его приютил.

— Бери, бери, — настоял Дракон. — Скучно, поди, будет сидеть одному в башне…

— «Одному»? — переспросил менестрель удивлённо.

— Вернусь к вечеру только, — объяснил Дракон, — есть кое-какие дела в Предгорье. Что тебе до того времени одному скучать? Так хоть по окрестностям прогуляешься.

В том, что у Дракона, как у властителя этих земель, имелись какие-то дела, ничего удивительного не было. Никто и не говорил, что дракон должен безвылазно в башне сидеть. Но в легендах, которые менестрель с детства слышал и которым безоговорочно верил, утверждалось, что драконы своё логово покидают, только чтобы похищать прекрасных принцесс, а всё прочее время стерегут сокровища. И юноша с досадой подумал, что врут легенды.

Дракон между тем легко пробежал по лугу, на бегу превращаясь, и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух. На менестреля накатило ветряной волной, он прикрыл лицо рукавом. Надо бы пожелать Дракону счастливого пути, но юноша счёл это неловким и промолчал.

Денёк разгулялся, туман отступил, открывая взору менестреля и всю башню (ох, высоко падать!), и окружающие её луга с росными травами и поля с созревающей пшеницей, и виднеющиеся вдалеке крестьянские дома, к которым вела широкая, местами вымощенная камнями, местами выщербленная дорога. Менестрель сунул мешок с медью за пазуху и решил воспользоваться советом Дракона и осмотреться в местах, где ему предстояло прожить, как он полагал, до весны (а прожил до самой своей смерти).

Башня стояла на возвышенности, и все дороги вели к ней, насколько можно было судить. Оставалось лишь выбрать направление. Дороги полого спускались вниз, виляли по пригоркам, разветвлялись к лугам и лесам, пробивались прямо через поля, подпрыгивали на низеньких мостиках, ухали в овраги и терялись где-то вдалеке, куда взглядом не достать. Менестрель выбрал ту, что шла к деревне, и зашагал по ней, вертя головой.

Места тут были красивые, надо признать, живописный уголок: радужной россыпью цветы, всё ещё в силе, несмотря на сезон, — цвели даже сорняки и цвели ничуть не хуже прочих; кусты и деревца, загривки которых уже тронула осень, — вызолоченные, зардевшиеся; сияющая золотом пшеница, катящая волны до самого горизонта…

Крестьяне, работающие в поле, на менестреля поглядывали, но не окликали. О заведённом тут Драконом порядке менестрель ещё не знал и невольно дивился, что крестьяне в Серой Башне отличались от крестьян других королевств: одеты прилично, не в лохмотья, не грязные, не истощённые, — похожи на зажиточных городских, а не на собственно крестьян. Сама деревня тоже примечательной оказалась: добротные домики с выбеленными стенами, подворье крепкое, — не бедствуют крестьяне. А самое главное — чистота повсюду, как будто списали с картинки-пасторали эти места: ни канав с валяющимися в них свиньями, ни гниющих кучами отбросов по углам, ни отхожих, зловонных мест… Здесь на менестреля тоже поглядывали, вернее, заглядывались из оконцев круглолицые девицы и пышущие здоровьем женщины (полагается, матери с дочерьми).

— Это тебя, что ли, Дракон приволок? — скрипуче раздалось за спиной менестреля.

Юноша обернулся. Невесть откуда взявшийся старичок-крестьянин — с ехидным прищуром, лысоват, суховат, с заложенными за сгорбленную спину руками — окинул менестреля скептическим взглядом и покивал каким-то одному ему известным мыслям, родившимся в его голове в этот самый момент. О формулировке вопроса, конечно, можно было поспорить, но менестрель всё же ответил утвердительно.