Сапфир и золото - [10]

Менестрель поскрёб затылок, колеблясь, а потом ему пришло в голову, что с драконом точно не придётся волноваться о порче: какой в здравом уме колдун сунется в драконье логово? Эта мысль его приободрила, и он полез в воду.

Вода отдавала серой и неизвестно каким образом нагревалась, поскольку и здесь ни труб, ни печи не обнаружилось, но сидеть в ней было одно удовольствие! Менестрель окунулся с головой, вынырнул, довольно отфыркиваясь и понимая, что горячая вода махом вытравила из него промозглый дух предчувствия осени. Он воспользовался одним из пучков и хорошенько натёрся травой (ему попалась лаванда напополам с ромашкой), тело разгорячилось, кровь ещё быстрее побежала по венам, пришло приятное расслабление. Юноша выдохнул и запрокинул голову, разглядывая потолок, покрытый испариной от поднимающегося вверх пара и мелкими трещинками, выгравированными временем. Вода, потемневшая от отмывшейся с тела менестреля грязи, потихоньку остывала, и с потолка начало подкапывать. Менестрель зажмурился, потёр глаза тыльной стороной ладони и расплылся в довольной улыбке. Суеверия суевериями, но горячая вода — это что-то!

Менестрель сидел в ванне, пока вода совсем не остыла, тогда уже вылез, поглядывая на тёмную воду и удивляясь, что был таким грязным, и вытерся оставленным ему полотенцем, а поскольку одежду Дракон унёс, то завернулся в это самое полотенце и пошёл спрашивать, что ему делать до того времени, как одежда выветрится. Он зашлёпал босыми ногами по полу, оставляя мокрые следы и ёжась при каждом шаге: камни под ногами неприветливо щипали за пятки холодом.

Дракон ждал его у лестницы, поманил за собой, ничего не объясняя, и завёл на пятый пролёт, открывая дверь и приглашая юношу войти. Там оказалась гардеробная. Правда, одежда тут была разная, не только Дракону принадлежавшая: всяких размеров и времён, много было и доспехов. Гадать о том, откуда такие запасы, не приходилось: менестрель как-то сразу понял, что в прежние времена предки Дракона (а может, и он сам) исправно кушали (или хотя бы истребляли) людей, посягнувших на драконьи сокровища, а их пожитки прибирали до поры до времени. Но вслух юноша, конечно же, ничего не сказал.

— Выбери себе что-нибудь подходящее, тут должно найтись тебе по кости, — промолвил Дракон и предоставил менестреля самому себе.

Менестрелю привередничать было некогда: опять начал пробирать холод, прокатился по загривку мелкими мурашками, вгрызся в позвоночник и продрал до самых костей. Так что юноша забыл о предрассудках (насчёт того, что платья с мертвецов надевать — дурная примета, непременно что-нибудь худое приключится), выбрал себе одежду — по виду так не иначе как с принца какого-нибудь снято, уж больно роскошная, но это единственное, что подошло по размеру, — и в неё облачился. Платье ему было не только по кости, но и к лицу: перванш выгодно оттенял и сапфировые глаза, и отмывшуюся от грязи и ставшую нежно-перламутрового оттенка кожу.

«Пойду покажусь Дракону», — решил менестрель, затягивая шнурки на рукавах.

А когда он спустился вниз, на него дохнуло тёплым вкусным духом из кухни: Дракон к тому времени уже приготовил обед. Да уж, не прогадал менестрель, напросившись к Дракону в сожители!

Дракон из Серой Башни и менестрель. Житьё-бытье да осенние хлопоты

Солнце только-только вскарабкалось на небосклон, расплело лучи над кудлатыми облаками, расплескало вокруг утреннюю зарю. Туман, с ночи оставшийся, рассеиваться не спешил и окутывал Серую Башню и окрестности плотным пологом.

«К дождю», — подумалось Дракону. Он встал засветло, поработал немного в огороде, покормил кур и теперь поджидал менестреля.

Тот давно уже проснулся, но никак не мог заставить себя встать с кровати: вчера он явно переусердствовал, и теперь разболелась спина, да и пальцы до сих пор казались деревянными. Менестрель поворочался, бормоча какие-то жалобы, в основном на ломоту в костях, упёрся локтем в подоконник, подтягивая тело выше, и выглянул в окно. Ничего он там не увидел, туман был слишком густой; казалось, протяни руку — и ухватишь клок пятернёй. Юноша так и сделал, но туман просочился сквозь пальцы, заледенив их; на ощупь он был липкий, как лягушка. Менестреля передёрнуло, он поспешно вытер ладонь о кровать.

Снизу послышался голос Дракона. Кажется, с кем-то разговаривал, — верно, с лошадьми, поскольку ответной речи слышно не было. Менестрель высунул голову в окно, глянул вниз, но из-за тумана ничего нельзя было разглядеть; тогда он перегнулся через подоконник, но рука соскользнула по туманной слизи, и юноша вывалился из окна, издав испуганное восклицание и не успев даже подумать о том, чтобы ухватиться за каменный выступ под окном.

Дракон действительно разговаривал с лошадьми, обещая выпустить их попастись на лугах, как только распогодится. Ему почудился какой-то шум, он поднял голову и… увидел, что с башни падает менестрель. Камнем падает! Мужчина метнулся к башне, подставил руки и грохнулся навзничь под весом упавшего прямо ему в руки юноши. Должно быть, менестрель всё ещё думал, что падает, поскольку не шевелился и глаз не открывал.