Саня, Ваня, с ними Римас - [8]
Женя: Тёть Нюр, ты?
Анна: Я. Но.
Женя: Моих не видела?
Анна: Сына потеряла?
Женя: Витька утащил куда-то. Уже и постирала, и полы вымыла… Всё нет. Полдня голодные бегают.
Анна: У нас они, не переживай. Капка их драниками накормила. Вот таку кучу напекла. Все наелись: и мои, и твои. Счас старшие в карты играют, а Вовка твой с сорогой возится.
Женя: С рыбой, что ли?
Анна: Но. В банку стеклянну ему Витька наловил — маленька така рыбёха. (Смеётся.) Вовка месит её, месит, она ускользат… Сидит, заливается, хохочет. Такой забавный парнишка получился.
Женя: Тьфу на тебя. Не сглазь.
Анна: Ты чё, я при нём не дивлюсь, молчу.
Женя: Фу-у-у…
Анна: Устала? Ну и передохни. Капа там присмотрит. Передохни.
Женя: Они куда так быстро растут-то?
Анна: Кто?
Женя: Дети. Оставались бы всегда маленькими.
Анна: Ему сколько сейчас?
Женя: Володьке? В сентябре четыре будет. Оё-ё-о! Смотри-ка: в сорок пятом родила, Вите тогда… Четыре с половиной. А теперь уже и ему почти четыре. Володе — четыре!
Анна: Витька в какой класс пойдёт? В третий?
Женя: Во второй! В январе восемь исполнилось… Ну да, восемь.
Анна: Как на дрожжах, ага. Капка моя уже шухарит помаленьку! Но! Котуют у ей под окнами, ой, котуют. И ничё не сделаешь. На танцы в Дивью, как птица махат! Двенадцать километров туда, двенадцать обратно — ф-фить, ф-фить! О, кобыла! Отец жив был бы, сдерживал бы как-то. А не нравятся ей наши ромахинские, вот и летат туда-сюда. Жень, задремала, что ль?
Женя: Угу.
Анна: Замотали, поди, в Мотовилихе? За каждым помой-прибери… А тяжёлый кто, а с температурой? Они ж капризные… Ну да…
Входят Римас и Александра. Римас катит свежевыструганный самокат.
Александра:(поёт). Говорят, я боевая,
Римас: Витька! Вить! (В окно.) Иди! Принимай транспорт!
Женя: Дядь Римас, нет его.
Анна: У нас он с Вовкой.
Александра: Ёлочки-сосёночки, иголочки колючие,
Анна: А вы чё, гуляете?
Александра: Вы потопайте, ботиночки,
Римас: Женя, поставь куда-нибудь. Вот, соорудил Виктору.
Анна: Что это?
Женя: Самокат! Здорово!
Римас: Хотел раньше… Подшипников не было.
Женя: И подшипники!.. Новенькие!
Анна: Блестят как…
Женя: Можно я попробую?
Римас: Ногу сюда…
Женя: А выдержит?
Римас: Выдержит. Крепче руль держи. Другой ногой отталкивайся. Во-от!
Александра: Гляди, получается у тебя, Женя. А я заваливаюсь.
Женя: Здорово!
Римас: Главное — чувство равновесия. У тебя, Саш, чувство равновесия слабое.
Александра: Ну и чёрт с ним! Всё пою, всё пою,
Женя: Кока, никак подвыпила?!
Александра: Маленько, для храбрости. Жить вместе… с Римасом намылились.
Римас(заносит самокат на крыльцо). Пусть здесь стоит.
Женя: Ох, обрадуется. Дядь Римас, дай поцелую. Какой ты у нас хороший. (Целует Римаса.) Куда, говоришь, намылились?
Александра: Жить вместе, говорю, намылились.
Небольшая пауза.
Женя: Батюшки… Решились?
Римас(кивнув). Решились. Александра стол накрыла… Пойдёмте? Посидим?
Пауза.
Женя: А как же…
Александра: А так же, Женюшка! Всю войну ни вот такого письмеца… Ни вот такусенького! И ни похоронки, и ни что «без вести»… А и после войны столько лет! Куда подевался? Кто-нить скажет? Если погиб, лежит где-нибудь — я ж не знаю!
Анна: Ты ж не знаешь. Но. Кабы знала, дак…
Александра: Х-хе! Кабы знала — ведала, на войну бы сбегала… (Поёт.) На войну, на самый бой, где воюет Ванька мой… (Помолчав.) Уж война когда кончилась, уж четыре года прошло… В Дивье, у нас в Ромахине — везде всё про всех худо-бедно знают… Про Ивана — никто, ничего. Не в Америку ж он укатил?
Анна: На черта она ему? Он Урал наш любит…
Александра: А сколько ждать-то? Ну, я — ладно, мне-то… (Махнула рукой.) Переживу. (Показав на Римаса.) А ему чё страдать? Ему же тоже тяжело… И обидно. Я же понимаю. (Римасу.) Говорила тебе — Женя осудит. Говорила? (Закрыла лицо руками.)
Римас(закурив). Осуждаешь, Женя?
Женя: Я осуждаю?! Да я… Вы чё, рехнулись?! Я молиться на тебя, дядя Римас, готова… (Заплакала.) Бандеровку из меня какую-то делаете, фашистку какую-то… каменную. Ты почему про меня так думаешь, кока?
Анна(Александре). Эй, не осуждает, эй, видишь?
Александра:(обняв Женю). Девонька моя… Ластонька…
Римас: Александра тайменя запекла… Пойдёмте?
Александра: Пойдёшь, Женя?
Женя: Конечно, пойду. Переоденусь только. Свадьба, всё-таки.
Александра: Ещё чего! Никакой свадьбы — обозначимся и всё. Посидим просто…
Анна: Попоём?
Александра: Попоём, попляшем.
Анна: Но. А я вот — в самом нарядном… уже сижу.
Женя: Ты как пионерка, тёть Нюр: будь готов — всегда готов. Да?
Анна: Но. Лёня… Этот… Веников. Нет… Ну, этот, в бане который…
Женя: Голиков!
Анна: Во-во! Лёня Голиков!
Все смеются.
Александра:(испуганно). Господи! Кто там? (Побежала в огород.)
Женя: Куда ты?!
Анна: Всполошилась кого-то…
Ждут.
Александра:(вернувшись). Показалось в огороде кто-то шарится.
Римас: Кто?
Александра: Никого нет.
Женя (прошла к огороду). Может, ребятишки? Витя! Вова!
Анна: Кошки, наверно.
Александра: Фу, аж голова закружилась.
Женя: Вскочила резко, вот и закружилась.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)
Герои пьесы — пожилые люди, которые ни с того ни с сего перетасовывают свои семьи. Подобно кадрили, где танцующие меняются партнерами. Как и в знаменитой комедии Гуркина «Любовь и голуби», эта смешная история происходит в маленьком поселке, где жизнь протекает по своим законам, а любовь остается неизменной.