Санта действительно существует? - [15]
Как же нам решить эту проблему? Один из вариантов — создать тайное общество, группу мудрых философов (то есть вас и ваших друзей11), которая будет рассказывать фермерам, что общинными полями управляет невидимая фея Общиния. Она ездит на волшебной мыши, носит корону из боярышника, а если кто-то покушается на ее поля, тут же награждает нарушителя неоперабельным раком глазного яблока.
Теперь фермер, которого рациональность заставляет отгородить для себя часть пастбища, не станет этого делать из страха перед Общинией. Вы со своими друзьями придумали откровенную чушь, но полезную для всех.
«Трагедия общинного поля» осталась в далеком прошлом, но не так давно, в XIX веке, человечество столкнулось с другой проблемой глобального характера. Старый образ жизни с его бескорыстными и спонтанными взаимоотношениями между людьми и обоюдной щедростью постепенно заменялся новым порядком — четким и рациональным. Об этом говорили не только консерваторы. Карл Маркс, не имевший никаких склонностей к консерватизму, писал в своем «Манифесте коммунистической партии»: все, что казалось нам привычным и стабильным, тает на глазах. Капитализм заменил человеческие отношения, основанные на чувствах и взаимности, экономическими, строящимися на деньгах. И тогда несколько мудрых жителей Нью-Йорка решили создать легенду, чтобы остановить постоянное давление на культуру и позволить людям видеть мир не таким приземленным и прагматичным (это было что-то вроде нашей фантазии о фее Общинии). Как рассказывает историк Стивен Ниссенбаум в своей книге «Битва за Рождество» (Battle for Christmas), такая легенда появилась в кругу богатых ньюйоркцев, выходцев из голландских семей, среди которых были, в частности, Вашингтон Ирвинг и Клемент Кларк Мур. Уже в начале XIX века этих людей беспокоил тот факт, что их некогда мультикультурный город может стать безликим и скучным. Чтобы предотвратить такое, они изобрели Санта-Клауса. Конечно же, они не выдумали его полностью, как мы — фею Общинию. Они объединили несколько сказочных персонажей Северной Европы (например, Криса Крингла и кнехта Рупрехта), добавили в эту смесь распространенную среди бедняков традицию приходить в Рождество к особнякам богачей и петь до тех пор, пока им не дадут еды и пива, переориентировали на дом и семью — и в итоге получили современное Рождество.
Прав Ниссенбаум или нет, нам стоило бы спросить себя, действительно ли мы хотим следовать подобной культурной традиции.
Давайте рассмотрим некоторые нюансы мифа о Санте и проанализируем, как они вписываются в теорию заговора, призванного помочь нам справиться с негативными сторонами рациональности.
Во-первых, Санта старый. В основе института семьи лежит страх перед немощной старостью, и семейная жизнь строится на негласной договоренности между поколениями: родители защищают своих детей, а затем дети заботятся о родителях. Мы возмущаемся, когда слышим рассказы о семьях, в которых плохо обращаются с пожилыми людьми. Семью, состоящую из нескольких поколений, можно сравнить с общинным полем: мы ухаживаем за детьми, пока они слишком малы и слабы, а когда мы станем дряхлыми и беспомощными, наши сыновья и дочери будут заботиться о нас. Санта-Клаус — старый, но чудесным образом очень сильный человек. Его образ воплощает надежду на долгую и хорошую жизнь и приглушает наш страх перед старостью и смертью, на котором строится семья. День зимнего солнцестояния имел для наших предков-фермеров особое значение. Это был самый короткий день в году, и, оценив оставшиеся к тому времени запасы, хозяева могли понять, переживут они зиму или умрут с голоду. Мы не испытываем подобной нужды, но все же страдаем от сезонных депрессий. Санта приходит к нам в буквальном смысле в самый черный день в году и приносит с собой надежду.
А кроме нее, он приносит подарки, которые, как мы уже выяснили, являются довольно щекотливым местом в теории субъективно ожидаемой полезности. Если я сделаю подарок сам себе, он уже не будет подарком. Если вы скажете мне, что именно вы желаете от меня получить, и я дам вам то, что вы хотите, это тоже не будет подарком. Если я преподнесу вам некую вещь в обмен на что-то, что вы как бы подарите мне, это опять-таки не будет подарком. Если я дам вам нечто полезное, чтобы укрепить наши отношения, люди назовут это взяткой. Но если верить, что Санта приносит нам подарки на Рождество, то можно больше не волноваться, что институт подарков когда-нибудь исчезнет и мы все станем просто говорить друг другу, чего нам хочется, и заказывать это в интернете. Вера в Санту окутывает процесс дарения завесой тайны, защищая от пристальных взглядов практической рациональности.
Но если Санта — это продукт тайного заговора, то заговорщикам нужно было создать некие механизмы защиты, чтобы люди не думали о нем слишком много. Для того чтобы заснуть, нужно считать овец, но это работает, только если вы не думаете о том, что считаете овец, чтобы заснуть. Вера в Санта-Клауса помогает вам проявлять щедрость и создавать уютную домашнюю атмосферу, но ровно до тех пор, пока вы не начнете об этом размышлять. Абсолютно иррациональные элементы легенды о Санта-Клаусе (летающие олени, способность сразу появляться во всех домах на свете в нарушение известных нам законов времени и пространства, странные эльфы) — это сигналы, предупреждающие рациональную часть нашего сознания, чтобы она держалась подальше. Очевидно, что мы не можем просто приказать себе: «Не думай о Санте», потому что наш мозг тут же начнет метаться между двумя вариантами. Вместо этого мы обозначаем ту же мысль метафорически: дескать, Санта приходит к нам ночью, пока мы спим. Когда рациональное сознание отдыхает, когда отвечающие за логику участки мозга отключены, Санта входит в наше жилище (средоточие наших представлений о доме) через каминную трубу (основной источник домашнего тепла). Мы даем ему то, что больше всего любят наши дети (молоко и печенье), а он оставляет нам подарки. И, насколько я помню, еще засахаренные сливы.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
В книге рассматриваются жизненный путь и сочинения выдающегося английского материалиста XVII в. Томаса Гоббса.Автор знакомит с философской системой Гоббса и его социально-политическими взглядами, отмечает большой вклад мыслителя в критику религиозно-идеалистического мировоззрения.В приложении впервые на русском языке даются извлечения из произведения Гоббса «Бегемот».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.