Санта–Барбара II. Книга 1 - [24]

Она вдруг осеклась на полуслове и застывшим взглядом посмотрела в сторону.

СиСи обернулся. У входа в ресторан стоял Марк Маккормик. СиСи демонстративно проигнорировал его появление и, повернувшись назад к Мэри, продолжил.

— Ты хочешь, чтобы он уехал? Скажи только одно единственное слово.

— Нет! — решительно сказала она, поднимаясь из‑за стола. — Я хочу поговорить с ним сама. Это очень важно.

СиСи тоже поднялся.

— Ты уверена в этом?

— Да, — кивнула она. — Пора самой взяться за это дело.

СиСи тяжело вздохнул.

— Ну что ж, не буду тебе мешать.

Он направился к выходу. Проходя мимо Марка, СиСи на мгновение остановился и полным ненависти и презрения взглядом смерил Маккормика с ног до головы. Тот ответил ему тем же.

Мэри следила за этой немой сценой со стороны. Обменявшись взглядами, которые говорили лучше всяких слов, Марк Маккормик и СиСи Кэпвелл разошлись в разные стороны. Ченнинг–старший вышел из ресторана, а Марк подошел к Мэри.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я искал тебя. Хотел поговорить, — несколько возбужденным голосом произнес он.

Боковым зрением Мэри увидела, что СиСи не покинул ресторан, а остановился в дверях, наблюдая за ее разговором с Марком.

— Хорошо. Мы можем поговорить, — спокойно ответила Мэри.

Марк суетливо оглянулся и, заметив застывшую в дверях фигуру СиСи Кэпвелла, предложил:

— Ты не против, если мы поговорим наедине? Без присутствия посторонних…

Мэри тоже огляделась по сторонам.

— Ты знаешь, мне бы хотелось выйти на свежий воздух, я не слишком хорошо себя чувствую. Давай поднимемся на крышу. Это не займет много времени. Марк согласился.

— Очень хорошо, пойдем.

Они прошли мимо застывшего у двери, словно изваяние, Ченнинга–старшего. Марк старался не поднимать глаз. Присутствующий при этом метрдотель с любопытством наблюдал за лицом босса. Лишь одно чувство хорошо выделялось на лице СиСи — почти не скрываемая ярость.

Ветер, поднявшийся над городом, усиливался. Плохо закрепленные буквы рекламного щита раскачивалась и скрипели, удерживаемые лишь несколькими проволочными растяжками. Их зловещий скрип напоминал о неминуемо надвигавшейся беде…

ГЛАВА 3

Хулио Альварес отстранен от работы. Окружной прокурор набивается в любовники Иден. Странный звонок в контору Тиммонса. Разговор Марка и Мэри на крыше отеля Кэпвелл.

Хулио Альварес осторожно положил трубку телефона и прислушался.

Вокруг было тихо. Очевидно, Круз и Уитни находятся где‑то в коридоре полицейского участка.

На этот раз все обошлось. Ему удалось предупредить контрабандистов живым товаром о том, что на десять часов вечера назначена новая полицейская операция по задержанию незаконно прибывших на территорию Соединенных Штатов иммигрантов из Мексики.

Настроение у него сразу же улучшилось и он небрежно развалился в кресле.

Спустя минуту дверь кабинета распахнулась и на пороге показались Круз и Пол Уитни.

Альварес встретил их радостным восклицанием:

— А, вот и вы! Ну, так где мой некрепкий без сахара? Пол, ведь ты обещал принести. Что‑то я не вижу у тебя в руках кофейной чашки.

Но Уитни молчал, угрюмо поглядывая на Альвареса. На лице же Круза было такое выражение, как будто он только что обнаружил у себя в кармане ядовитого паука. Не сводя взгляда с Альвареса, он сквозь плотно сжатые губы процедил:

— Лучше скажи нам — кто такой Блондин?

— Что? — встрепенулся Альварес.

Он вскочил со стула и недоуменно переводил взгляд с Кастильо на Уитни.

— Сколько он тебе платит? — сложив руки на груди, бросил Круз.

Альварес попытался отпираться.

— Я не понимаю, о чем идет речь. Ребята, вы что, со мной шутить вздумали? Какой Блондин? О чем вы?

Круз прищурил глаза.

— Брось, Альварес, мы все знаем. Я слышал твой разговор по телефону. Это свою красавицу жену ты имел в виду, когда говорил про солнце? Отпираться нет смысла.

Альварес понял, что попался. Лицо его посерело, глаза забегали и он обессиленно сказал:

— О, Боже!..

Круз по–прежнему не сводил с него взгляда, полного ненависти и презрения.

— Я… я… — сказал Альварес. — Вы должны выслушать меня. Я не хотел, так само получилось…

Кастильо тяжело вздохнул.

— Знаешь, Хулио, что меня по–настоящему огорчает? Я вспоминаю школу, день выбора профессии. Ты помнишь этот день?

Альварес опустил глаза, не осмеливаясь посмотреть на Круза.

— Да, — едва слышно вымолвил он.

— Тогда ты пришел к нам в школу в первый раз, говорил, как хорошо быть полицейским. В те времена считалось, что это не так уж здорово. Тогда профессию полицейского мало кто уважал, считалось, что это занятие не для настоящих мужчин. Тех, кто стоял на страже закона, осмеивали, а наши парни в школе называли их «свиньями». Ты помнишь, когда это было?

Альварес подавленно молчал.

— Не так уж и давно… — продолжал Круз. — Всего лишь пару десятилетий назад. Вспомни, что это были за времена. Но в твоих устах слово полицейский звучало благородно. Ты рассказывал об этом как о профессии для настоящих мужчин, настоящих американцев. Ты всегда считал, что это занятие одно из самых приличных, такое, чему мужчина может, не задумываясь, всецело, без остатка посвятить свою жизнь. И я, и еще несколько человек тогда поверили тебе. Мы решили, что если такой мужественный парень, как ты, так уверенно говорит о единственно стоящем деле в жизни, то это на самом деле так. И мы пошли по твоим стопам. Но что случилось в результате? А в результате, ты стоишь здесь перед нами и не осмеливаешься поднять глаза. В результате, тебя ждут позор, бесчестие и весьма приятная перспектива выйти в отставку без сохранения пенсии. Неужели все то, ради чего ты это все делал, стоило такого унижения? Ведь ты служил в полиции много лет, ты знаешь, что почем. Тебе не нужно объяснять, что такое пример опытного полицейского, съевшего зубы на оперативной работе, для выпускников полицейской академии и тех, кто только начинает службу. Ну ладно, я или Пол, мы уже достаточное время провели в полицейском управлении, насмотрелись всякого. А что ты скажешь другим, тем, кто моложе нас? Как будешь оправдываться перед ними? Что тебя на это толкнула нужда или ты разочаровался в своей работе?..