Санктуарий - [32]

Меня передергивает. С чего это Сара Фенн решила жить здесь, среди всех напоминаний о том, что творили с ей подобными? Не приходится удивляться, что она – единственная ведьма в городе.

Или, по крайней мере, единственная зарегистрированная ведьма.

Пусть Кобб и был первым обжитым районом, сейчас он находится на окраине Санктуария. Судя по претенциозным кафе и бутикам с названиями типа «Хитрая Лиззи» и «У Черного Кота», тут в основном бывают туристы. Я замечаю одну лавочку, позиционирующую себя как «бар зелий».

Однако вскоре мы оказываемся у одного из протоков реки Акконтик, которые разбивают Сатнктуэри на части, похожие на осколки разбитой тарелки. По низкому чугунному мосту мы выкатываемся из Кобба, и справа от нас – чаша стадиона, а вокруг внезапно возникают экспресс-кафе и аптеки, как в любом городке. Улицы становятся прямыми, с четкими перекрестками. Где-то рядом – Мэйн-стрит, и я прошу Мартино свернуть на нее: мне надо убедиться, что лавку Фенн не разукрасили так же, как ее дом.

Мне эта центральная улица знакома. Мы проезжаем кафе «Старбакс», которое единственное из всех, что работают в Соединенных Штатах, балансирует на грани разорения. Детишки Санктуария предпочитают веганское кафе в модном квартале неподалеку от здания полиции. Мартино указывает на памятник городскому старейшине, который переименовал Блэк Хилл. Он покрыт птичьим пометом, и кто-то напялил ему на голову оранжевый защитный конус, словно шляпу ведьмы – или шутовской колпак. Думаю, Фенн оба варианта одобрила бы.

Как раз за памятником – небольшой магазинчик ведьмы. Мартино тормозит у тротуара.

– Тут все в порядке, – радостно говорит он. – Это я Саре его построил. Всегда приятно видеть его ухоженным.

Аккуратный фасад лавки с опущенными жалюзи втиснут между шикарной оптикой и одним из салонов груминга Бриджит Перелли. «Перелли – уход за домашними любимцами» возвещает ярко-розовый навес.

Удачный момент для того, чтобы задать мой вопрос.

– Кажется, я догадалась, почему показалась вам знакомой, – говорю я. – Тогда, когда вы с Бриджит Перелли были вместе, меня вроде раз вызывали к вам в дом. Какая-то ложная тревога. Я тогда вломилась на праздничный ужин?

Настроение в фургоне моментально меняется.

– Это были вы? – говорит Мартино, поворачиваясь ко мне.

Лицо его напряглось и выражает подозрительность.

Черт! Я рассчитывала на другую реакцию.

– Вы ведь знали, уже когда садились ко мне в фургон? Знали, верно? Вот почему вы вообще согласились, чтобы я вас подвез! – теперь он явно разгневан. – Знаете что? До отделения полиции тут всего несколько кварталов, а погода хорошая, так что…

Он тянется мимо меня и открывает дверцу.

Господи. Неудачно разыграла карты, Мэгз.

– И проследите, чтобы ваши парни свою работу выполнили, потому что мне не хочется опять отчищать дом моего друга от дерьма, ясно?

Он отстегивает мой страховочный ремень – щелчок получается громким, как выстрел.

– Спасибо, что подвезли, – говорю я вяло.

И вылезаю, гадая, что это, к черту, такое было.

28 Эбигейл

– Спасибо, что вы были так любезны и пустили нас в ваш чудесный дом, миссис Уитмен, – мурлычет Берил Варли. – И за то, что предложили дать нам это интервью в такое тяжелое для вас время. Я так сочувствую вашей утрате!

Редактор новостного раздела «Сентинел» с пыхтением переваливается через порог. Она останавливается в прихожей, вытирая лоб и жадно озираясь.

Я с трудом выношу ее присутствие у меня дома. Я подозреваю, что именно ее голос в телефоне спрашивал про вечеринку в то жуткое первое утро. Но сегодня она мне пригодится.

Сара не разговаривала со мной с того дня, когда я пришла к ней домой и потребовала вернуть Дэна. Мне нужно дать ей понять, что поставлено на карту. Фредди со своей командой сделали первый ход, заляпав ее дом. Сегодня – мой следующий шаг.

Взгляд Варли падает на семейный портрет, который я заказала в честь шестнадцатого дня рождения Дэна. В тот год он ростом догнал отца. Майклу гордость не позволила бы видеть себя навечно приниженным своим более молодым и более красивым сыном, так что этот момент идеально подходил для создания картины.

Художник очень хорошо изобразил Дэниела. Он из нас троих получился лучше всего. Я уже несколько раз стояла перед ним, разрываясь между желанием смотреть на него вечно и изрезать ножом за то, что он – безжизненная копия парнишки, который был так полон жизни.

Что до меня, то я стала одним целым с моим изображением на холсте. Каждое утро я одеваюсь в ее вещи и рисую ее улыбающееся лицо на своем, полном грусти.

– Какой красивый, – говорит Варли. – Неудивительно, что его так любили. Меня не было на стадионе, когда его вспоминали, но наш спортивный редактор говорит, это было невероятно. Может, когда потом зайдет наш фотограф… может, вы встанете рядом с портретом?

– Конечно. А сейчас проходите, пожалуйста. Я приготовила нам закуски – и вас ждет еще один человек.

– Еще один?

В глазках Варли светится любопытство. Я веду ее в гостиную. Как и ожидалось, она чуть ли не зубами вцепилась в перспективу эксклюзивного интервью: ничто так не увеличивает тираж, как рассказ о чьей-то жизни. Но сегодня я приготовила ей нечто такое, о чем она и мечтать не могла.