Ведьма посмотрела на корчившуюся перед ней на земле белокурую девушку, глаза которой были огромными от страха.
– Не смотри на меня так. Говорю же, я не хочу этого делать, – проговорила ведьма, очерчивая круг, зажигая свечи и проверяя, как там котел. На алтаре рядом с жертвой блестел уже наточенный нож.
Девушка в ответ застонала, и по ее лицу потекли слезы. Несмотря на заткнутый рот, ее слова прозвучали в голове у ведьмы с кристальной ясностью:
«Вспомни, кто я такая. Вспомни, кто ты такая. Вспомни Вороних».
Ведьма ожесточила свое сердце. Без сомнения, девушка почувствовала в извиняющемся тоне ее пленительницы шанс на спасение. Шанс убедить ту остановиться. Шанс остаться в живых.
Но для этого слишком поздно. Магия не читает проповедей, она дает и берет. Таков ее дар. Такова цена.
Ведьма опустилась рядом с девушкой на колени и в последний раз проверила, хорошо ли та связана. Узы были тугими, но не настолько, чтобы помешать току крови. Она же не монстр.
Крики девушки возобновились, пробиваясь сквозь кляп во рту.
Ведьма скрипнула зубами. Ее куда больше устроило бы, окажись жертва без сознания. Однако обряд, который она раскопала, оказался очень специфическим. Чтобы он сработал, его нужно провести безукоризненно. В противном случае…
Она закрыла глаза. О такой возможности даже думать сил нет. Он должен сработать. Без вариантов.
Ведьма схватила нож и начала заклинание.
Под конец ритуала она была удивлена тому, как легко все получилось. Хлесткий удар, потоки красного, сопровождаемые специфическим электризующим потрескиванием истекающей в воздух магии, которое ни с чем не спутаешь…
Магии, которая теперь целиком и полностью принадлежит ей.
– Вивьен!
Дафна Деверо стояла в дверях комнаты дочери, и ее лицо было искажено страданием, отчасти наигранным. Даже в невыносимую жару, которая царила в городке Рино, на ней был черный халат в пол, отделанный золотой бахромой, а непослушные темные волосы поддерживал бархатный платок.
– Ты не можешь ехать. У меня было дурное предчувствие.
Виви покосилась на мать, подавила вздох и продолжила сборы. Днем она уезжала в Вестерли-колледж в Саванне, поэтому сейчас пыталась запаковать всю свою жизнь в два чемодана и рюкзак. К счастью, в этом она была хорошо подкована. Всякий раз, когда на Дафну Деверо снисходило очередное «предчувствие», они отбывали прямо на следующее утро, наплевав на неоплаченное жилье и неупакованные вещи… «Полезно начинать жизнь с чистого листа, конфетка моя, – сказала как-то Дафна восьмилетней Виви, которая молила вернуться за мягкой игрушкой, бегемотиком Филиппом. – Ты же не хочешь тащить за собой плохую энергию».
– Дай угадаю, – проговорила Виви, запихивая в рюкзак несколько книг. Дафна тоже переезжала, меняя Рино на Луисвилл, и Виви не могла доверить ей свою библиотеку. – Ты видела, как в мою сторону движется густая и всесильная тьма.
– Тебе будет небезопасно в этом… месте.
Виви закрыла глаза и глубоко вздохнула в надежде, что это поможет ей успокоиться. Ее мать уже несколько месяцев не могла заставить себя произнести слово «колледж».
– Это место называется «Вестерли» – вполне цензурное слово, не ругательство.
Отнюдь не ругательство, напротив. Для Виви этот колледж стал спасительной надеждой. Она была потрясена, получив полную стипендию в этом учебном заведении, которое, казалось бы, совсем ей не по плечу и уж точно не по карману. Виви всегда хорошо училась, но при этом за последнее время сменила три школы, в две из которых поступила в середине учебного года, и поэтому в ее табели оказалось много пропусков. Однако Дафна была категорически против колледжа.
– Ты возненавидишь Вестерли, – сказала она с удивительной убеждённостью. – Моя нога никогда не ступит на территорию кампуса.
Именно это окончательно убедило Виви. Если ее мать так ненавидит колледж, значит, он идеально подойдет для того, чтобы начать новую жизнь.
Пока Дафна со скорбным видом стояла в дверях, Виви смотрела на календарь с видами Вестерли – единственное на этот раз украшение, которое она не поленилась прикрепить к пожелтевшей штукатурке. Из всех квартир, где они жили на протяжении многих лет, эта нравилась ей меньше всего. Две спальни и остальные комнаты над ломбардом провоняли табачным дымом и отчаянием, как, впрочем, и почти весь пыльный штат Невада. Глянцевые фотографии из календаря, воспевавшие увитые плющом здания и замшелые дубы, стали маяком надежды, напоминая о чем-то лучшем – о будущем, которое Виви могла создать для себя вдали от матери с ее дурными предзнаменованиями.
Однако, увидев на глазах Дафны слезы, Виви немного, совсем чуть-чуть, смягчилась. Хоть ее мать и была чрезвычайно искусной актрисой, что необходимо, когда зарабатываешь на жизнь, заставляя совершенно посторонних людей расставаться со своими деньгами, плакать по заказу она никогда не умела.
