Санкт-Петербургский бал-маскарад [Драматическая поэма] - [24]

Шрифт
Интервал

Ведь ясно, не было б грехопаденья!»
«Но в Еве любопытство возбудил
Не ты?» - изрек архангел Гавриил.
     «Адам и Ева, словно дети,
     Имели сами на примете
     И прелесть тайны наготы
     В покрове легком красоты,
     И стыд, и счастие в крови
     С саморождением любви.
     Любви ли к Богу иль Адаму,
     Где место здесь греху и сраму,
     Когда невинная любовь
     Волнует дивно кровь
     И мнится втайне счастье,
     Как у зверей, в зачатье?
     Любовь сошла из высших сфер.
     И в чем повинен Люцифер?
Так ты, посланец Бога, прилетал к Марии,
Невинной в женах, взволновав ее впервые,
И ты имел блистательный успех.
             Иль это тоже грех?»
     Архангел Гавриил весь вспыхнул,
     Бог брови удивленно вскинул.
«Однако, с чем ко мне явился ты, Денница? -
     Сказал он. - Может так случиться,
Когда ты нрав не переменишь свой,
Вновь ангелы с тобою вступят в бой...»
«Всевышний! Я не уповаю на молитвы
          И не чуждаюсь битвы.
Пусть ангелы погонятся за мной
     В одной упряжке с Сатаной.
     Добро со злом в союз вступая,
Во тьму уходит, как воронья стая
      Над полем бесконечных войн,
      И немы плач людской и стон.
И сколько раз под именем моим
     Он выступал, а я - гоним.
     А он всего лишь бес растленья,
И в спутники мне дан тобою, без сомненья.
Он всюду следует за мной, как тень;
           Он - ночь, я - день!»
«Он сам к тебе пристал. За Духом возмущенья
Повсюду следует и Дух растленья,
Свободой и насильем упиваясь всласть!»
«Он жаждет захватить над миром власть!» -
«И он-то преуспел, не ты, Денница!
     Кто ныне к красоте стремится?
            К уродству всех влечет,
            И наготе - почет, -
Архангел Гавриил заметил со злорадством. -
Свобода отдает все новым рабством!»
«Повинна ли свобода, о мудрец?
Днесь торжествует Золотой телец.
Восток и Запад ныне без различья
В него-то веруют, - изрек Денница. -
     И Север обращен на Юг,
         Как кровожадный друг.
Здесь благоденствие, там нищета и смута.
     И это выгодно кому-то.
Природа оскудеет от потерь
     Невосполнимых!» - Люцифер
     Печально загрустил.
И слово взял архангел Рафаил:
«О чем толкует? Род, погрязший
В грехах, в насилье, да скорей угаснет.
      Свершится Страшный суд.
И праведные жизнь вновь обретут
Навеки вечные, а грешники из Ада
Навеки смерть, так им и надо!»
«Воскресшие пребудут, как во сне,
Когда и миг, и вечность наравне
Неощутимы, жизнь в нирване,
     Растений сон в тумане.
     В том радости не вижу я,
Мне ближе круг земного бытия!» -
Воскликнул Люцифер, а Бог: «А, ну-ка,
Земная жизнь погибнет в страшных муках
           И обратится в прах.
     Тогда и ты познаешь страх!»
     «Я воссоздам людей из света,
     Когда прекрасная планета
Обречена в угоду Сатане, -
     А скажут, по моей вине!» -
В тоске и грусти возгласил Денница.
«В гордыне бесподобной снова мнится,
     Что равен он тебе, Господь!»-
     В архангелах вскипела злость.
«Оставьте, - прошептал Всевышний, -
            Весь пыл излишний.
Какая уж судьба кому дана,
Пусть с Люцифером бьется Сатана,
Как тень его исканий и сомнений,
Высоких, чистых вдохновений,
И в муках да родится новый мир,
     В любви взлелеянный кумир!»
И небеса, смыкаясь, снизошли до склона
               Земного лона.
Два световых луча неслись по кругу,
          В погоне иль друг к другу,
          Точь-в-точь, как НЛО,
И в небе вдруг  темно, и вновь светло,
Так молнии бушуют в небосводе,
     Рождая страх в природе
           Знамением суда.
И снова два луча туда-сюда,
Два тела - ярче дня, темнее ночи -
     Их испускали прямо в очи.
Но молнии сопровождал не гром,
     Хотя в морях клубился шторм,
А голоса, ликуя и скорбя в бореньи,
     Несли порывы и стремленья:
                «Эй, Люцифер!
            Что человек, что зверь, -
Вся тварь земная мне послушна
     И в сладострастьи простодушно
Мне служит, мне, не Богу, - я один
     Всей этой жизни властелин!»
     Но Люцифер без возмущенья
     Лишь рассмеялся: «Бес растленья!
               Твой Бог-отец -
     Всего лишь Золотой телец,
     Эмблема власти и богатства,
     Эмблема нищеты и рабства.
                Нет, неспроста
     Во всем есть мера - красота,
                Закон природы.
      Ему последуют народы,
            И новый мир взойдет -
      Не на Земле, так среди звезд!»
      Тут ангелы, с небес взлетая,
      Вниз бросились - за стаей стая...
«То схватка Люцифера с Сатаной
           Над нашею страной!» -
Цари на площадь вышли из Собора,
     Как в ожиданьи приговора.
Весь в вспышках полыхает небосвод
     И град в пучине невских вод.
     Потоп? Осада? Наводненье?
     Иль это только наважденье?
     Царь Петр велит подать коня,
     И оба словно из огня,
     Из меди, в пламени кипящей,
     Повисли над долиной спящей.
     «Проснись, Россия! Пробудись!
     И вновь в могуществе явись,
                Как после Нарвы
     У сокрушительной Полтавы! -
             Вещал, казалось, царь. -
     В опасности отечества алтарь!»
Бывало, после смут и унижений
     Ты находила путь свершений.
             Тобой повержен он,
Европы злой кумир Наполеон.
В войне всемирной, в годы грозовые,
Слабея, гибла царская Россия,
И, потрясенная до самых до основ,

Еще от автора Петр Киле
Восхождение

В основе романа «Восхождение» лежит легенда о русском художнике и путешественнике начала XX века Аристее Навротском, в судьбе которого якобы приняла участие Фея из Страны Света (это, возможно, и есть Шамбала), и он обрел дар творить саму жизнь из света, воскрешать человека, а его спутником во всевозможных странствиях оказывается юный поэт, вообразивший себя Эротом (демоном, по определению Платона), которого в мире христианском принимают за Люцифера.


Солнце любви [Киноновелла]

Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)


Сокровища женщин

Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.


Утро дней

Книга петербургского писателя, поэта и драматурга Петра Киле содержит жизнеописания замечательнейших людей России – Петра I, Александра Пушкина, Валентина Серова, Александра Блока, Анны Керн - в самой лаконичной и динамичной форме театрального представления.В книге опубликованы следующие пьесы: трагедия «Державный мастер», трагедия «Мусагет», трагедия «Утро дней», комедия «Соловьиный сад», весёлая драма «Анна Керн».


Сказки Золотого века

В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах  этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.


Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]

"Первая книжка стихов могла бы выйти в свое время, если бы я не отвлекся на пьесу в стихах, а затем пьесу в прозе, — это все были пробы пера, каковые оказались более успешными в прозе. Теперь я вижу, что сам первый недооценивал свои ранние стихи и пьесы. В них проступает поэтика, ныне осознанная мною, как ренессансная, с утверждением красоты и жизни в их сиюминутности и вечности, то есть в мифической реальности, если угодно, в просвете бытия." (П.Киле)