Санкт-Петербургские вечера - [142]

Бывают, однако злоупотребления нелепые и злоупотребления преступные — вот это меня сейчас и занимает. И собственным умом я здесь не в силах разобраться. Я встречал людей, погруженных в те самые странные идеи, о которых вы только что говорили; людей, порядочнее и любезнее которых не найти. Расскажу по этому поводу одну маленькую историю — она вас наверняка позабавит. Вам известно, с кем и в каком уединенном уголке проводил я зиму 1806 года. Отрадой и украшением нашего общества был один из ваших, г-н граф, старинных друзей. Я говорю о старом командоре де М*, с которым вы часто встречались в Лионе; недавно он окончил свой долгий и праведный жизненный путь. Ему уже перевалило за семьдесят, когда мы увидели, как он в первый раз в жизни разгневался. Дело в том, что среди книг, присылаемых нам из соседнего города, дабы занять наши долгие вечера, обнаружилось однажды посмертное сочинение не помню уже какого безумца из Женевы. Большую часть жизни провел он в поисках механической причины тяготения, и вот, льстя себя мыслью, что причина эта им, наконец, обнаружена, сей муж скромно восклицал: эврика, — чрезвычайно, впрочем, удивляясь «обескураживающе холодному приему, который был оказан его системе».^{324 Умирая, он поручил своим душеприказчикам опубликовать ради блага и пользы человечества это изумительное открытие, к коему присовокупил несколько совершенно несносных метафизических отрывков. Воля его, как вы догадываетесь, была в точности исполнена, и эта самая книга, оказавшись в руках командора, и привела последнего в презабавнейшую ярость.}

«Скромный автор данного сочинения, — рассказывал нам командор, — открыл, что причина тяготения должна обретаться где-то вне мира, ибо внутри вселенной нет устройства, способного произвести то, что мы наблюдаем. Вы, должно быть, спросите: “А что же это такое — область вне мира?" Автор не сообщает, и нам остается думать, что это где-то очень и очень далеко. Как бы то ни было, в этом краю, за пределами мира, обнаружился однажды достаточный запас атомов (непонятно, ни каким образом, ни почему — ведь автор и его собратья обходятся без какого-либо представления о начале). Атомы эти были устроены наподобие клеток, причем длина их решеток в несколько миллионов раз превосходила ширину.¹² Подобные атомы автор именует внемировыми, по месту их происхождения, или гравитационными — по их предназначению.

И вот в один прекрасный день Господь Бог набрал этих атомов столько, сколько смог удержать в руках, и что есть силы швырнул в нашу сферу, — вот потому-то мир и вращается.

Следует, однако, хорошенько заметить: подобное метание атомов было произведено один раз и навсегда,' ибо с тех пор не было примера, чтобы Господь лично вмешивался в действие законов гравитации.

Вот до чего мы дошли! Вот что нам теперь рассказывают! Ибо тем, кто способен все выслушать, можно без страха говорить все что угодно! И как читатели, напоминаем мы сейчас тех нечистых животных, которые могут существовать лишь в грязи. Мы пренебрегаем всем, что поучало и восхищало наших предков, и для нас теперь сгодится любая книга — лишь бы только она была достаточно скверной!»

Вплоть до этого места все присутствующие еще могли соглашаться со славным стариком, но мы были просто изумлены, когда он добавил следующее: «Не случалось ли вам обращать внимание на то, что, при всех бесчисленных рассуждениях (появившихся в особенности в эпоху воздушных шаров) о полете птиц и о сделанных в разное время тяжеловесным родом человеческим попытках подражать этому чудесному механизму, ни одному философу так и не пришло на ум спросить самого себя: а не могут ли птицы дать повод к некото- ³²⁵

рым небезынтересным мыслям о сущности притяжения? Между тем, если бы люди вспомнили, что вся древность единогласно признавала в птицах нечто божественное,¹³ что она вопрошала птиц о будущем; что, по одному загадочному преданию, их считали более древними, чем сами боги\ что древность посвящала определенных птиц главнейшим божествам; что египетские жрецы, по сообщению Климента Александрийского,⁰⁰ в период предписанных культом очищений употребляли в пищу только плоть пернатых, ибо птицы — самые легкие из животных,³²⁶³²⁷ что, как говорит в своих «Законах» Платон, птица — самый любезный богам дар\ ¹¹ если бы люди, кроме того, приняли к сведению множество сверхъестественных происшествий, к которым были причастны птицы, и прежде всего, особенную честь, которую воздавали голубям, — то я уверен: им пришлось бы усомниться в том, что общий закон притяжения действует на птиц в той же мере, что и на остальную материю, грубую или органическую.

Но поднимемся еще выше. Если бы процитированный мною надменный слепец вместо того, чтобы читать Лукреция, полученного им в тринадцатилетнем возрасте

из рук убийцы-отца,¹⁴ прочел жития святых, то у него могли бы возникнуть некоторые верные идеи относительно пути, коего следует держаться, чтобы открыть истинную причину притяжения. Тогда бы он узнал, что среди неопровержимых чудес, совершенных этими праведниками или свершившихся над ними; чудес, достоверность которых не в силах поколебать даже самый дерзкий скептицизм, наиболее многочисленными и бесспорными являются те чудеса, которые заключались в исторжении из области материального бытия. Прочитайте, например, жития и описания канонизации св. Франциска Ксаверия, св. Филиппа Нерийского, св. Терезы и т. д.