Санкт-Петербургская быль - [17]
Добавим лишь, что в позднейших «Записках семидесятника», написанных этим человеком уже после многих лет заточения в Шлиссельбургской крепости, есть такая запись о той акции, которая готовилась против Трепова:
«Попко и я наняли в Петербурге против полицейского управления комнату и стали следить за выездами Трепова…»
Дальше Фроленко пишет о Засулич:
«Она знала, что кто-то ведет дело против Трепова, и, встречаясь со мной, даже спрашивала, движется ли это дело… О том, что я и Попко ведем дело, мне, конечно, нельзя было говорить ей…»
Эта запись очень важна для понимания всего того, что произошло через несколько дней, и потому мы ее привели.
3
В двадцатых числах января судебный процесс «193-х» должен был наконец закончиться. Приговор ожидался со дня на день.
Январь этот был беспокойным для России, но победным: на Балканах русские войска разбили турок и стояли почти у ворот Константинополя. Уже шли переговоры о перемирии.
В среду 23 января в столице почти одновременно стали известны два события: с Балкан пришла весть о подписании перемирия; из здания петербургского окружного суда дошли слухи, что приговор наконец оглашен.
Пока длилось следствие по делу о «преступной пропаганде в империи», из которого и выросло дело «193-х», некоторые из подсудимых успели умереть в тюрьмах, иные сошли с ума. Приговор прибавил к этим несчастным 28 осужденных на долгие сроки каторги. 18-ти другим предстояла ссылка в Сибирь, а еще 30 человек получили разные сроки отбывания «наказания». Остальные были оправданы (это после четырех лет сидения в тюрьме, пока шло следствие) или освобождены в виду продолжительного предварительного заключения, которое было им зачтено. Добавим, что из 193-х – 38 были женщины, пятая часть.
Тотчас по оглашению приговора стало известно, что в высших сферах его считают излишне мягким. Царь недоволен.
На Невском, в одной из дешевых гостиниц, где-то под самой крышей, ютилась коммуна молодых разночинцев. По вечерам здесь бывало людно, шумно, весело. Заходили сюда «на огонек» и питерские революционеры.
В тот день, когда в столице стали известны исход процесса «193-х» и долгожданное заключение перемирия с турками, в двух комнатках коммуны было особенно оживленно и тесно от набившихся сюда людей. Это были преимущественно молодые люди – студенты, начинающие учителя, курсистки. Тут мало ели, ничего не пили, кроме чаю. А больше занимались тем, что увлеченно спорили.
С азартом молодости тут пересматривались заново многие духовные ценности, накопленные человечеством. И среди всеобщего шума, смеха, то обидчивых, то торжествующих возгласов устаревшие воззрения отвергались, новые принимались с жарким восторгом, под крики ура.
Одни тут верили в бунтарский социализм Бакунина, другие поклонялись таким вождям народничества, как Лавров и Ткачев. Имена Герцена и Огарева почитались как святыни. О Чернышевском, Добролюбове и Писареве говорили, как о великих учителях человечества. Достоевского ругали за его роман «Бесы», а Тургенева, наоборот, ставили высоко. И редко кто вспоминал имя Некрасова без слез.
Кто тут в коммуне хозяин, а кто гость, трудно было разобрать. Обстановка убогая, стульев почти нет, но никто не обращает на это внимания. Сидят на подоконниках, кроватях, тумбочках, а то и на столе. Много бородатых мужчин, и выглядят они старше своих лет. Дамы в черных платьях с кружевными воротничками, а прически строгие, без витиеватости, – косы вокруг головы, косы на затылке, много и стриженых.
Было часов семь раннего зимнего вечера, когда здесь появились Вера и Маша. Неразлучные подруги. Обе худенькие, всегда тихие с виду, и обе, как знали лишь немногие, очень отчаянные. Впрочем, после похорон Некрасова о мужестве этих девушек заговорили. В коммуне знали о бегстве Курнеева с кладбища.
Получасом позже пришел и Фроленко.
– A-а! Вы здесь! – приветствовал он девушек. – Ну как вам показался приговор?
Выглядели девушки необычно возбужденными, в глаза южанину почему-то старались не смотреть. Поговорили о приговоре, и Вера со странным блеском в глазах произнесла:
– Ничего… Отольются кошке мышкины слезы.
Вера простудилась на похоронах Некрасова, недели две проболела и еще до сих пор кашляла. Жила она, как и Маша, на полулегальном положении и постоянного пристанища почти не имела.
Здесь, в Петербурге, у нее жила старушка мать, и Вера частенько навещала ее, но из предосторожности ночевать не оставалась.
В самые последние дни Вера приискала себе квартирку на заднем дворе убогого дома на Петербургской стороне.
Маша тоже перебивалась кое-как, ночевала где придется, то у Малиновской, то у Веры.
– А я к матушке вашей заходил, к Феоктисте Михайловне, – сказал Фроленко.
Вера подняла глаза, и их выражение показалось южанину еще более загадочно-замкнутым.
– А зачем к матушке моей заходили? – спросила она.
– Так… Думал, вы там, у нее.
– Нужна я была вам зачем-то?
– Нет, нет… Просто так. Хотел узнать ваше здоровье… Да, может, какие новости есть?
– Новости? – пожала плечами Вера. – А у вас что? В Киев не собираетесь?
Фроленко ожидал, что девушки спросят его о «том деле». Нет, не спросили.
Повесть З. Фазина «Нам идти дальше» рассказывает о событиях, происшедших в самом начале нашего века, в 1900–1903 годах. Книга доносит до юного читателя живой дух того времени, рассказывает о жизни и деятельности В. И. Ленина в те памятные годы, о людях, которые окружали Владимира Ильича, вместе с ним боролись за создание марксистской партии в России. Через всю книгу проходит образ Н. К. Крупской. В повести нарисованы также портреты деятелей первой русской марксистской группы «Освобождение труда» — Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и других участников социал-демократического движения в России. С интересом прочтет читатель и о том, как работали в трудных условиях революционного подполья агенты «Искры»; среди них особенно видное место занимают в повести И. В. Бабушкин и Н. Э. Бауман — самоотверженные борцы за свободу и счастье народа. Автор повести З. Фазин давно работает в литературе. Издательство «Детская литература» выпустило для детей и юношества несколько интересных повестей З. Фазина, посвященных историко-революционной теме.
Повесть о героическом подвиге и мужественной жизни питерского рабочего Якова Потапова, который стал первым знаменосцем русской революции. На революционной демонстрации в Петербурге в декабре 1876 года тогда еще совсем юный Потапов поднял красный стяг. Материал, на котором построена повесть, мало освещен в художественно-документальной литературе.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.