Санкт-Петербургская быль - [16]
Может, вправду являлся сюда оборотень. А тут еще беда случилась: впопыхах майор где-то выронил из кармана ту крамольную книжицу. И где ее теперь искать, он и сам не знал. Какая-то чертовщина, право! Вроде тех красных колпаков, которые ему померещились недавно на кладбище.
Руки и ноги дрожали у майора, и он был до неузнаваемости бледен, когда, поднявшись наверх, подошел к Трепову и рассказал о случившемся в людской.
– У меня прием, гостей полно, а ты бог с чем лезешь! – рассердился Трепов на своего телохранителя. – Да ты, брат, просто пьян! Нарезался, как сапожник!
– Ей-богу, ваше превосх…
– Пошел! Спать поди, дурак! Еще Боголюбова сюда приплел. За тыщу верст отсюда твой Боголюбов! За тремя решетками! Как он мог вдруг кучером сюда представиться? Ерунда!
Курнеев уже не знал, что говорить, и только лепетал :
– Так я же… Ваше высокопревосх… Ей-ей! Сам в руках ее держал.
– Кого ее?
– Книжицу ту. Запретную…
– Тебе померещилось, любезный…
И градоначальник отошел от Курнеева, на ходу еще продолжая отмахиваться от него руками.
Он и сам был «подшофе», то есть изрядно под хмельком.
2
Тот, за кем тщетно гонялся в этот вечер Курнеев, вовсе не был оборотнем, а человеком во плоти, и всякий, кто знал Михаила Фроленко, без труда различил бы в кучере знакомые черты. Южанин происходил из простой бедной семьи и сам был прост с виду. Так что ему ничего не стоило выдать себя за кучера, тем более па нем и полушубок был кучерской.
Пользуясь темнотой, он легко ускользнул от пытавшегося его настигнуть майора. Пробежал два дома и юркнул в ворота третьего – на той же Гороховой. Единым махом взлетел по скрипучей захламленной лестнице на четвертый этаж и постучал в обшарпанную, обитую войлоком дверь.
В убого обставленной большой комнате сидели при свече трое. На столе дымил самовар.
– А, привет! Ну, с чем прибыл, дружище?
Такими словами встретили Фроленко сидевшие здесь люди. Тут же скажем, что это были тоже члены южнорусского кружка бунтарей. Как видим, в Петербурге их сейчас собралось немало. Постоянным местом деятельности кружка были разные города Украины.
– Со щитом я, со щитом! – с порога объявил Фроленко. – Правда, чуть не попался, да милостив бог, говорят.
Обстоятельства торопят нас, мы накануне новых важных событий, и хотелось бы поскорее перейти к ним.
Поэтому расскажем лишь вкратце о разговоре, который вели в этот вечер соратники-бунтари. Первым, что заслуживало внимание, было следующее.
– Сюда приходили Вера и Маша, – сообщили Михаилу его приятели. – Ты ничего им не говорил о нашем деле? Как раз этим только и интересовались, спрашивали.
– Нет, – отвечал Фроленко. – Мы условились не вводить их в курс дела, и я, конечно, ничего им не говорил. А они, признаться, уже не раз пытались меня атаковать.
– Дело не женское…
– Вот именно. Обойдемся без них…
О каком же деле шла речь? Понять было не просто. Полицейские преследования, страшные кары, обрушившиеся в последние годы на революционеров, научили их осторожности. Конспирация стала более строгой, а прежде ею часто пренебрегали, и многие за это жестоко поплатились. И особенно большие строгости в конспирации чувствовались здесь, в революционных организациях Петербурга. Не всем это нравилось, нелегальные приемы борьбы только начинали применяться в революционном движении. Землевольцев, стремившихся создать строго законспирированную партию, в революционной среде иронически называли «троглодитами», то есть пещерными людьми первобытных времен.
Одно можно было уловить из разговора южан в тот вечер: готовится какая-то акция против Трепова и никто о ней пока не знает и не должен знать. И еще можно было уловить, что подготовка идет серьезная. За Треповым установлена слежка, градоначальственный дом взят под наблюдение и уже добыт план расположения его служебных и жилых помещений. А сегодня Фроленко удалось разузнать и порядок приема посетителей. Ради этого он и забирался в дом на Гороховой.
– Так вот, хлопцы, какую картину я выяснил, – рассказывал Фроленко своим друзьям. – Слушайте внимательно. По вторникам, четвергам и субботам от десяти до двенадцати часов утра у градоначальника прием просителей. Трепов выходит к просителям собственной персоной и самолично выслушивает их просьбы. Он еще и актер, мерзавец! В псевдодемократию играет. Ну, дальше. Этих челобитчиков впускают в особую приемную, и здесь чиновники канцелярии принимают пришедших, заносят фамилии в списки и только после этого ведут в приемную градоначальника.
– Все понятно, – кивали приятели Фроленко.
– Приемная эта рядом с кабинетом Трепова, – продолжал объяснения южанин. – Челобитчиков выстраивают в одну линию. Первый проситель становится против самой двери кабинета, откуда в положенный час и появляется в сопровождении помощников сам мерзавец!
– Ты не ругайся и не так громко говори!
– Прошу прощения. Если посетителей много, их разбивают на отдельные партии по десять человек и по очереди ведут к старой ярыге. Майор Курнеев присутствует во время приема от начала до конца, а это – собака из собак. Кроме него, позади генерала стоят еще какие-то чины…
На этом и оборвем рассказ Фроленко.
Повесть З. Фазина «Нам идти дальше» рассказывает о событиях, происшедших в самом начале нашего века, в 1900–1903 годах. Книга доносит до юного читателя живой дух того времени, рассказывает о жизни и деятельности В. И. Ленина в те памятные годы, о людях, которые окружали Владимира Ильича, вместе с ним боролись за создание марксистской партии в России. Через всю книгу проходит образ Н. К. Крупской. В повести нарисованы также портреты деятелей первой русской марксистской группы «Освобождение труда» — Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и других участников социал-демократического движения в России. С интересом прочтет читатель и о том, как работали в трудных условиях революционного подполья агенты «Искры»; среди них особенно видное место занимают в повести И. В. Бабушкин и Н. Э. Бауман — самоотверженные борцы за свободу и счастье народа. Автор повести З. Фазин давно работает в литературе. Издательство «Детская литература» выпустило для детей и юношества несколько интересных повестей З. Фазина, посвященных историко-революционной теме.
Повесть о героическом подвиге и мужественной жизни питерского рабочего Якова Потапова, который стал первым знаменосцем русской революции. На революционной демонстрации в Петербурге в декабре 1876 года тогда еще совсем юный Потапов поднял красный стяг. Материал, на котором построена повесть, мало освещен в художественно-документальной литературе.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.