Санкция Айгер - [17]

Оставшийся тридцать один процент составляли убитые. Потери в результате убийств порождали совершенно особые проблемы. Поскольку “циркачи” работали в иностранных государствах без приглашения, а зачастую и во вред законным правительствам, прибегнуть к защите официальных властей они не могли. Руководство ЦИРа – бюрократы до мозга костей – постановило, что для решения этой проблемы необходимо создать еще один отдел. Поиск идеальной кандидатуры на должность начальника нового отдела был целиком предоставлен компьютерам фирмы. Многоступенчатый отбор прошла только одна карточка, на которой стояло имя Юрасиуса Дракона. Для переправки господина Дракона в Соединенные Штаты пришлось потрудиться над снятием с него обвинений, выдвинутых Трибуналом по военным преступлениям. Обвинения касались некоторых грешков геноцидного свойства.

Новый отдел назывался “Спецрозыск и Санкции”, сокращенно “СС”. Его сотрудников “циркачи” из других отделов называли по-дружески эсэсовцами. Отделению Спецрозыска вменялось в обязанность устанавливать и обнаруживать лиц, повинных в убийстве агента ЦИРа. Отделение Санкций карало преступников смертью.

Своеобразное эстетическое чувство мистера Дракона проявилось в том, что весь персонал отделения Санкций получил служебные псевдонимы по названиям ядов. Так, “Стрихнин” был курьером Санкции. Была еще красавица – евразийка, которая перед устранением объекта всегда вступала с ним в половую связь, вне зависимости от пола объекта. Ее псевдоним был “Белладонна”. Хэмлоку Дракон так и не дал псевдонима. Он посчитал, что за него эту задачу идеально решило провидение: какой псевдоним мог бы лучше подойти профессору – внештатному сотруднику Санкций, чем его собственная фамилия. “Хэмлок” – это ведь “цикута”, яд Сократа.

Такие вот факты, в сильно приукрашенном и романтизированном виде, изложил Дракон Джонатану.

– Так вы с нами, Хэмлок?

– А если я откажусь?

– Если бы я считал ваш отказ возможным, я вас не пригласил бы сюда. Если вы откажетесь, церковь, столь вам полюбившаяся, будет разрушена. Более того, под вопросом окажется само ваше пребывание на свободе.

– Как так?

– Нам известно о картинах, которые вами собраны. И гражданский долг обязывает нас сообщить об их местонахождении куда следует. Разумеется, лишь в том случае, если мы при этом не потеряем ценного и надежного сотрудника. – Из-под бровей, похожих на чесаную вату, блеснули карминовые глаза. – Итак, вы с нами?

* * *

Джонатан задремал было над книжкой, лежащей у него на коленях, но тут у него сильно закружилась голова. Он задержал дыхание и, моргая, уставился на страницу, но так и не мог вспомнить, что он там уже прочел. Шоколад остыл, на поверхности выступила бежевая пенка. Гроза кончилась, ветер стих, остался лишь мерный, усыпляющий стук дождя по окнам с витражами. Он поднялся, выключил лампу и уверенно, привычно прошел по темному нефу. День безделья не снял усталость окончательно, и Джонатан прилег на свою гигантскую кровать шестнадцатого века, глядя через перила хоров. Он то напрягал слух, то ослаблял – как бы включая и выключая стук дождя.

Напряжение, перенесенное в Монреале, все еще стояло комком в желудке. Первые прозрачные покровы сна стали тихо-тихо опускаться на него, но он сам резко сорвал их, встрепенувшись от страха. Он попытался вызвать в сознании любой образ, лишь бы не видеть мерзкие белые комочки слизи. И поймал себя на том, что старается вызвать перед внутренним взором арлекинские блестки в теплых карих глазах.

И тут он окончательно проснулся. Его тошнило. Он пассивно боролся с этим весь день, но больше бороться не было сил. Вывернувшись наизнанку, он затем больше часа пролежал совершенно голый на холодных плитах пола в ванной, снова собирая себя по кусочкам.

Потом он возвратился в кровать – к золотистым блесткам, так напоминавшим костюм Арлекина.

ЛОНГ-АЙЛЕНД, 11 ИЮНЯ

Пробуждение Джонатана не было ни бодрым, ни просветленным. Он словно продрался сквозь разбухшие пласты какой-то гадости. Остатки мерзкого сна мешались с непрошеной и нежеланной явью. Кто-то не то во сне, не то наяву пытался отнять у него банку компота, очень почему-то ему дорогую. Нет, не компота... Джема. Что-то защекотало в паху. Прищурив глаза, Джонатан увидел окружающее поотчетливей.

– О, нет! – прохрипел он. – Какого черта тебе здесь надо, Черри?

– С добрым утром, Джонатан! – весело отозвалась она. – Щекотно было?

Он со стоном перевернулся на живот. Черри, одетая в одни шорты, юркнула к нему под простыню и тронула губами его ухо.

– Ням-ням-ням, – сказала она и поступила в соответствии со своими словами.

– Уходи, – буркнул он в подушку. – Если не оставишь меня в покое, я... – Не в силах придумать надлежащей меры наказания, он еще раз застонал.

– То что ты сделаешь? – бодро спросила она. – Изнасилуешь меня? Знаешь, я последнее время много думала об изнасиловании. Оно плохо тем, что партнеры лишают себя возможности общения на межличностном уровне. Но у изнасилования перед мастурбацией есть одно преимущество – не чувствуешь себя такой одинокой. Ты меня понимаешь? В общем, если тебе так уж приспичило меня изнасиловать, я, по-моему, должна это претерпеть со смирением, надлежащим женщине.