Санаторий доктора Волкова - [6]

«Вот подождите, я возьмусь за поиски доктора Волкова!» — думал Олег.

— Олег! — крикнула длинноногая девчонка в красной куртке. — Гешку Можно погладить?

— Не любит он, когда его чужие трогают.

— Я разве чужая? Ну и попадет тебе! За что? Говори, Ленка!

— Уже вся лестница знает. Весь дом.

— Что знает?

— У Мезона вся губа распухла. Его уже к моему папе водили, показывали.

Вот это новость. Будет теперь шуму.

— Ах ты красавец, — Ленка почесала Гешку за ухом. — Злюка!

— Не злюка. Никто не любит, когда на него лают!

— А у меня на плече он может посидеть?

— Куртку тебе проколет.

— А я старую надену. Пойдем к нам.

— Зачем?

— Папа велел тебе зайти.

— Зачем?

— Когда к папе привели Мезона, Горикина кричала, что кота следует усыпить. Он, мол, бешеный.

— А отец твой?

— Папа сказал, что коты редко подвергаются бешенству. Но велел, чтобы ты зашел с котом.

— Да зачем... а вообще-то пожалуйста. Пусть смотрит. Лучше сходить, чтобы потом не говорили.

Ленкин отец лежал на диване в одних трусах. На вид ему было лет пятьдесят, но кожа на животе и плечах у него была розовая, как у ребенка.

— Надо предупреждать, — проворчал он, хватая со стула пижаму. — Значит, это и есть тот самый ненормальный кот.

— Абсолютно нормальный, — заявил Олег.

— Я исхожу из объективных данных, — сказал доктор, натянув пижаму и сквозь очки хмуро поглядывая на Гешку. — Если кошка побеждает боевую собаку, — а боксер, несомненно, боевая собака, — то можно заключить, что кошка ненормальная.

— Характер сиамских котов мало изучен, — сообщил Олег.

— Я не знал, что у тебя сиамец. Тогда другое дело, — сказал доктор, зевая. — Зачем меня только разбудили? Идите гуляйте.

За диваном у стены стоял аквариум с красными рыбами. Над аквариумом висела большая фотография. Она была в красивой раме под стеклом. Человек двадцать молодых людей в белых халатах стояли полукругом, тесно прижавшись друг к другу.

— Найди здесь папу, — сказала Аленка, заметив, что Олег разглядывает фотографию.

— Сорок первый год! Наш выпуск! — с гордостью сказал доктор, подходя к фотографии. — Вся война легла на наши плечи!

— Где вы, что-то не найду...

— Да вот же! В середине. Возле профессора.

— Теперь узнал, — сказал Олег, удивленно рассматривая белобрысого толстячка на фотографии. — Значит, вы были на фронте? Мой папа тоже был. Добровольцем.

— Я воевал с первого дня. До последнего! — воскликнул доктор, располагаясь снова на диване. — Вся блокада, — он тяжело вздохнул, — мною изведана. Горздрав, госпиталь... Теперь не так ценят людей. Тогда я имел должность! Причем сразу после института! Сколько врачей мне подчинялось!

— Мы пошли, — сказала Аленка, она уже переоделась. — Дай мне Гешку.

— Только не пускай его на землю. Ладно. Пошли.

— Я догоню, — сказал Олег, выходя за ней в коридор. — Сейчас. Как твоего папу зовут?

— Виктор Сергеевич.

— Если бы я работал, как раньше, в горздравотделе, мигом бы узнал, — с сочувствием сказал Виктор Сергеевич. — Погиб в сорок втором? Сколько же ему было?

— Он старше папы. На пять лет.

— А папе твоему — в сорок втором?

— Почти шестнадцать.

— Как, и он воевал?

— Конечно! Сперва в народном ополчении, потом в настоящей армии, после ранения. Он...

— Да ладно... Были и такие случаи. И у нас был сын полка.

Олег затряс головой. Нарочно он, что ли, не хочет понимать?

— Он присягу принял в сорок втором. Не был он сыном полка! Сержантом был, а потом командиром огневого взвода.

— Пусть так, если ты говоришь, — наконец согласился Виктор Сергеевич. — Пусть так. Значит, Волкову было пятнадцать плюс пять. Двадцать лет. Ну, двадцать один от силы, да?

— Да.

— Значит, он еще не окончил институт. Четвертый-пятый курс. Так... Но с началом войны все студенты старших курсов пошли в госпитали на должности врачей... Это сходится. Но странно все же! Почему ты отца не спросишь?

— Он не знает.

— А тебе-то зачем? — Виктор Сергеевич почесал волосатую грудь. — Тайны ищешь? Начитался книг?

— Мне это нужно... Для папы. Он очень хочет его найти.

— Ну, если так... Наведу справки. Но все это уже... Ах, сколько погибло замечательных врачей! — Он стал загибать пальцы: — Хирург Морозов. Анна Давыдовна — наш терапевт... Рентгенолог Соскин. А окулист Григории... Григорий... как же его отчество... Вот видишь, это только у нас. Как мы работали! Ах, как мы тогда работали! Не было сил... голодные... все время бомбежки... Я наведу справки о твоем Волкове.

На другой день Олег позвонил Виктору Сергеевичу.

— Ничего я не узнал, — сообщил Виктор Сергеевич. — Врачей Волковых было много. Но все они гораздо старше твоего Волкова.

— Сколько тебе лет? — смеясь, спросила мама отца. — Сколько лет? — повторила она. — Мама всегда много смеялась, когда приезжал отец.

— А какой тебе годик? — пропел отец, старательно расчесывая перед зеркалом бороду. — Ше-естой ми-иновал... — фальцетом протянул он.

— Я тебе повторяю, сбрей бороду! — крикнула мама. — Тебе сорок четыре года, а ведешь себя, как мальчишка!

— Я — аксакал! Я не мальчишка! Спроси у кого угодно в Голодной степи!

— Не кривляйся!

— А вот буду! — не унимался отец и вдруг запел песню, которую Олег пел еще в детском саду: