Сан-Ремо-Драйв - [18]

— Все занято, — ответил дежурный. — С начала месяца полно.

— Ты врешь, — сказал Бартон. — Свободно. Так на вывеске написано. Я писатель. Я все слова знаю.

— Кажется, забыл повернуть выключатель, — сказал тот и повернул его. Загорелась розовая надпись: Свободных мест нет.

Артур повел нас к выходу. Мы поехали назад. Не было свободных номеров ни в Отисе, ни в одном из мотелей Карлсбада. Не больше повезло нам и в Лейквуде, где хозяин единственной гостиницы в ночном колпаке даже не захотел открыть дверь с сеткой. Наконец в Артисии нашелся свободный номер в мотеле «Сюзанна». Это был длинный низкий дом с просевшей, как седловина старой клячи, крышей. Комната была одна на четверых, крайняя, у самого шоссе. Мы с Бартоном захватили кровать, такую же проваленную, как крыша, — подальше от окна. Артур внес чемоданы и вернулся к машине — сказал, что хочет заправиться и купить сэндвичей, взамен пропущенного ужина.

Нам хотелось только спать. В крохотной ванной, над умывальником с зелеными пятнами, Мэри отмыла нам лица, чего не делала с начала школы; пока мы чистили зубы, она стояла у нас за спиной. Мы вернулись в спальню — Артура не было. Мы влезли в пижамы. Мы залезли в постель. Мэри выключила лампочку без абажура. Она села на дальний край своей кровати и стала смотреть в окно. В полночь софит снаружи погас. Время от времени фары автомобилей обметали черное окно, как луч маяка. Мэри в темноте делала загадочные жесты: она раздевалась. Сняла свитер. Расстегнула блузку. Юбка у нее была на молнии. Она встала, чтобы ее расстегнуть. Осталась в короткой белой рубашке, которая будто парила и извивалась сама по себе, как кости на костюме для Хэллоуина или изображение в флюороскопе. Она ушла в ванную, потом вернулась на свое место у окна.

— Где его носит? — послышался ее шепот.

— Мэри, ты думаешь, он заблудился?

— Ой, я думала, ты давно спишь. Нет. Он упрямый. Или добудет бензин, или живым не вернется. Ты спи, мистер Ричард. Завтра будем смотреть ваши пещеры.

Я не уснул, не мог. Я смотрел, как рубашка-призрак движется по комнате, садится, снова движется. Потом, как клуб дыма, она стала подниматься, выше и выше. Я понял, что Мэри снимает ее. Что-то сжало мне плечо. Рука Бартона. Слышно было, что он затаил дыхание. И вдвоем мы увидели ее полную грудь, выпуклый живот, складки на талии и над бедром. Проехала машина, еще одна. Блеснула золотая оправа ее очков, блеснул крестик у нее на шее. Тело ее было, как черная оплывшая свеча. Я тоже перестал дышать. Она наклонилась, закачались ее груди — сняла туфли. А потом подняла руки, и… жуть — сняла верхушку головы. Барти у меня за спиной охнул. Он задрожал так, что затряслась кровать. И тут мы одновременно сообразили, что она сняла парик, о существовании которого всегда догадывались. Потом настала очередь зубов, и они отправились в стакан с водой. После этого, наверное, мы все трое уснули.

Проснувшись, я подумал, что уже рассвело. Но свет шел с другой стороны шоссе. Там, на обочине и подальше, собралось несколько машин; лучи их фар, пересекаясь, освещали фасад «Сюзанны». Оттуда доносилась музыка или, во всяком случае, пение, крики, ругань, смех. Я приподнялся на локте. Бартон уже сидел, обняв колени.

— Ш-ш-ш, — прошипел он и приложил палец к губам. — Артура поймали. Будут линчевать. Они зажгли костер. Они хотят нас сжечь.

Я сел рывком. Сердце застучало в ушах и в горле. За шоссе горел огонь, костер. Перед ним беспорядочно двигались силуэты людей. Там были мужчины в сапогах и ковбойских шляпах. У некоторых в руках горящие палки. Они размахивали своими факелами. Крики, обрывки песен и фоном — непрекращающийся стон. Я понял, что стонет Мэри. Она не лежала в постели: одетая и в парике, она сидела на стуле, единственном в комнате. Я не сразу смог сообразить, что реально — эта сцена, этот момент, и что — образ девы, раздетой, снимающей голову с плеч, — было сном.

— Где Артур? — спросил я. — Еще не вернулся?

Мэри не ответила. Она продолжала стонать.

— Говорят тебе, — сказал Барти, — поймали. Они поймали нигера. Они его повесят!

Я скатился с кровати и подошел к окну. Прижался носом к стеклу, вгляделся. И с ужасом увидел, что Барти прав — они поймали Артура. Его окружала группа мужчин. Он был в рубашке, и всякий раз, когда, спотыкаясь, делал шаг, пиджак волочился за ним по пыли. Мужчины, белые мужчины, смеялись, улюлюкали. Потом старый слуга потерял равновесие и упал на колени. Раздалось гиканье — боевой клич, как у индейцев в кино.

Я повернулся.

— Мэри, иди к телефону. Звони в полицию.

Она не шелохнулась.

Я подбежал к телефону. В трубке раздался длинный гудок и, какие бы цифры я ни набирал, гудок продолжался. Тогда я побежал в ванную. Окошко там было маленькое и наверху. Вряд ли я смог бы в него пролезть. Мэри — тем более. Но Барти, если встанет на бачок туалета, наверное, сумеет протиснуться и побежать за помощью.

— Барти! Барти!

Он не ответил. Я бегом вернулся в комнату. Окно озарено огнем, искрами. И не только окно. В открытой двери, силуэтом на фоне огня, стоял Бартон. Не успел я двинуться с места, как он выбежал через узенький дворик к шоссе.