Сан Мариона - [14]

- Мы больше трудимся! Вот ответ! - выкрикнул приземистый стражник, самодовольно покосившись на толстяка.

- Больше муздвара [муздвар - поденщик, свободный человек, нанимающийся за плату], надорвавшегося на работе? - удивился Марион. За каким-то из каменных заборчиков послышался одобрительный смешок. Видимо, там, спрятавшись, прислушивались к разговору подростки.

- Слушайте, вы! - громко сказал Марион. - Я вам скажу, почему вы богаты, и не удивляйтесь - народ прекрасно видит все ваши дела. Удивляйтесь другому, как он терпит ваши злодеяния!

- Какие это злодеяния? - опять недобро прищурился шихван. - О, Марион, не заставляй обвинить тебя во лжи на суде филаншаха.

- И там я повторю то, что скажу сейчас, - возразил Марион, - вы скупаете наделы сирот и заставляете этих же сирот единственно за прокорм работать на их земле! Разве это не злодеяние? Вы никогда не сдаете полностью в казну собранный налог, часть его вы утаиваете и делите между собой. Разве это в обычаях вашего рода или это разрешает закон? Ты, шихван, недавно продал за долги двух малолетних детей бедняка-дарга, и мать их умерла от отчаяния. Разве за это предки твои одобрили бы тебя, разве души их сейчас не стенают от неслыханного позора, что нанес ты их памяти?..

- А ты, Марион, разве не продал в рабство хазарина Рогая? Или ты, справедливый, считаешь, что поступил наилучшим образом? - торжествующе выкрикнул приземистый стражник.

Наверное, не было еще у людей лучшего способа оправдаться, как обвинить обвиняющего в том же, в чем виноват обвиняемый. Даже если деяния несравнимы, в худшем положении окажется первый, ибо он в глазах других будет выглядеть ко всему еще и лицемером.

И Марион растерялся...

6. ПЕРВЫЙ РАБ

...Двенадцать лет назад рабы были только у перса-хармакара [хармакар - должность в административном аппарате Персидского государства], жившего в крепости. Разбогатевшие дарги и леги обходились муздварами и слугами. Но муздвару за работу надо платить столько, чтобы не было стыдно перед соседями, а слуги часто бывают непокорны, и к тому же они, получая непомерно высокую плату, обвиняют нанимателя в скаредности. Рабов хотели иметь многие. Но зачинатель в плохом деле - всегда наихудший в глазах людей. И получилось в Дербенте удивительное: рабство было, но рабов - не было.

И для Мариона наиболее горьким и стыдным воспоминанием всегда оставалось то, что первым, кому в городе обрили голову и выжгли на лбу клеймо раба, стал хазарин Рогай.

Двенадцать лет назад у Мариона родился сын Геро. Волей судьбы рождение сына совпало со штурмом, предпринятым хазарами.

В город густо летели черные стрелы с пучками горящей пакли вместо оперений. Чадный дым сизым туманом стлался по улочкам бедняцких магалов [магал - квартал в Дербенте]. Оглушительно бил в северные ворота таран. Яростные вопли хазар сливались с криками албан. И в это время раздался слабый крик новорожденного, услышанный только матерью и женщиной-повитухой.

Марион, еще не знавший о рождении сына, в тот день совершил подвиг, равный, быть может, подвигу своего прадеда Нишу, имя которого персы запретили упоминать.

...Хазары огородили стену длинными рядом огромных повозок, выкатив их на высокий вал. Часть нападавших метали на стену арканы, другие из-за бортов били в албан стрелами. Множество хазар, прикрываясь кожаными щитами, заваливали ров хворостом и карабкались по длинным осадным лестницам. И беспрерывно било и било в ворота огромное, окованное железом, раскачиваемое на цепях бревно тарана. Уже была сорвана средняя запорная петля, толщиной в руку, и теперь гремящий металлический лист створки ворот медленно, но неумолимо прогибался, вызывая чувство бессильного отчаяния у защитников. Они пытались поджечь башню, в которой скрывался таран, но башня оказалась сплошь обтянута сырыми и толстыми воловьими шкурами. Тогда албаны начали забрасывать ее камнями.

Марион потерял счет сбитым и сброшенным вниз врагам. Некогда было вытереть пот с лица, а тем более - передохнуть. Малейшее промедление - и хазары ворвутся на стену.

Вот рядом взлетел аркан, змеей обвился вокруг зубца стены. Тут же взметнулся еще один, туго натянулся. Глухо стукнулся о стену край осадной лестницы. Неподалеку, попятившись, упал воин-албан. В горле у него торчала белоперая стрела. Марион могучим усилием оторвал от стены железные крючья лестницы, сбросил ее вместе с врагами в ров. Прикрываясь бронзовым щитом, перерубил арканы - успел заметить, как, распахнув руки, спиной вниз молча падал хазарин. И тотчас невдалеке над стеной, там, где лежал воин со стрелой в горле, показалось обрамленное густыми черными волосами смуглое лицо с застывшим выражением испуга и злобного торжества. Марион прорубил непокрытую голову, и хазарин, не вскрикнув, сполз вниз. С коротким свистом в кольчугу Мариона впилась стрела, закачалась, повиснув. Еще одна звякнула о бронзу щита. Огромный камень, выпущенный из хазарской катапульты, с силой ударился о верх зубца стены, раскрошил его и рухнул, подмяв одного из албан. Тот страшно закричал, бессильно заскреб руками, пытаясь подняться, изо рта его алой струйкой брызнула кровь. Отбросив щит, Марион подбежал к задавленному воину, поднял над головой упавший камень, равный весу крупного мужчины, и с бешеной яростью швырнул его на крышу башни тарана. Увидел: камень, пробив помост, исчез в дыре.