Сан Мариона - [10]

Вечереющее солнце коснулось своим раскаленным краем вершины горы. Скоро наступит темнота. Наказав молодому стражнику ночью не спускать глаз с дороги, чтобы не просмотреть сигнальных огней заставы, Марион по крутым узким ступенькам протиснулся в лаз, ведущий в караульное помещение. Толща стен башни не прогревалась даже летом, и низкое сводчатое отверстие дохнуло сырым холодом. Лаз вел круто вниз и влево. Плечи касались противоположных стен. Глаза с трудом различали ступеньки: только на повороте горел единственный светильник. Здесь все было продумано для обороны. Тесное, неудобное пространство лишало врага численного преимущества, и нападавшие, поднимаясь, не могли действовать ни мечом, ни копьем. Однажды Марион один сумел отстоять сторожевую башню, копьем сталкивая хазар в лаз.

В низком полутемном караульном помещении стоял грубо сколоченный стол и несколько широких деревянных лавок-лежанок. Свет с трудом проникал в сужающиеся внутрь бойницы, расположенные на высоте груди. Со двора доносились оживленные отрывистые голоса. Там обсуждали последнюю новость, слышалось: хазары... предводитель Урсулларх... Ваче защитил честь легов...

Стражники по обычаю встретили почитаемого молчанием.

Марион вышел во двор и сказал:

- Говорите!

Чернобородый горбоносый стражник из рода даргов хмуро проронил:

- Погиб Ваче! Воины охраны каравана, что пришел из Семендера, сообщили: убил его вождь берсил Урсулларх у брода через реку Озень... Урсулларх убил и Масуда, сына Т-Мура... Только двое они были леги, остальные воины охраны - гаргары. Они не сумели отомстить...

Кто-то из толпящихся особняком в углу двора гаргаров зло выкрикнул:

- Это был честный поединок! Хазарин-берсил предложил бой, и албан-лег принял его. Так за что же мстить? Это не по обычаю! Он мог бы отказаться от поединка, и никто не осудил бы его!

Наступило тяжелое, не предвещавшее ничего хорошего молчание, но чернобородый помешал готовой вспыхнуть ссоре, продолжив:

- Урсулларх грозился убить и тебя, Марион. Ему не терпится сразиться с тобой в поединке.

Марион не обратил внимания на последние слова чернобородого. Хазарская палица, с размаху опущенная силачом-берсилом, так не оглушила бы Мариона, как известие о смерти Ваче и юного Масуда. Из всех воинов нижнего города было только три воина из рода легов, теперь он остался один. Единственный защитник рода. Т-Мур посажен в зиндан за неуплату долгов, а два его старших сына проданы в рабство на невольничьем рынке в Ширване. Преданный и храбрый Ваче! Трижды бились они плечом к плечу на северной стене с хазарами, и много раз меч Мариона спасал родича, а щит Ваче прикрывал грудь Мариона. О Ваче, Ваче! Где сейчас бродит твоя душа? Встретилась ли она с душой юного Масуда?

Видя окаменевшее лицо Мариона, стражники сочувственно зашумели:

- Марион, мы отомстим!

- Пусть приходит проклятый Урсулларх со своими берсилами!

- Мечи наши ждут его!

- Берсилы храбры на своей земле!

Но кричали только воины из рода даргов. Стражники-гаргары молчали, украдкой переглядываясь.

К Мариону протолкался широкоплечий круглолицый дарг Золтан. Он пытался казаться печальным, но невольная улыбка пробивалась на его добродушном румяном лице и радостно блестели глаза из-под густых сросшихся бровей:

- Марион! Я разделяю с тобой твое горе, верь, твое горе - наше горе... но у меня родился сын! И я назвал его в твою честь Марионом! Пусть он станет таким же великим воином, таким же добрым и справедливым! Да благославят тебя предки!..

- Спасибо, Золтан, я обязательно навещу твоего сына.

Добродушный стражник неловко потоптался, нерешительно хмыкая, потом выпалил, отведя глаза:

- Только сделай это скорей, Марион... так будет лучше...

- Конечно, я приду до появления хазар... - Марион положил тяжелую руку на сильное плечо друга.

- Дело не в хазарах...

- Что-нибудь случилось?

- Ты прости меня, Марион, ты знаешь, мы с тобой как братья... и я сейчас говорю как брату: я решил уйти в горы с семьей... Для меня не было бы большей радости, если бы и ты... - он смущенно замолчал, опустив глаза.

- Ты предлагаешь мне уйти в горы? - потрясенно спросил Марион. - И оставить свой род беззащитным? Чтобы матери прокляли меня?

- Большая часть твоего рода и моего тоже - в горах!

- Я не судья тем, кто ушел, но судья самому себе!

- Дело твое, Марион, - тяжело вздохнул Золтан, - поступай, как знаешь, но я тебе говорю как брату, ты храбр и могуч, но ты - один... И может быть, тебе удастся защитить оставшихся легов - вдов и детей - от хазар, но ты бессилен защитить их от налогов, придуманных персами, от пришлых албан, которым нужна наша земля, от алчности раисов [раис - богач из простонародья, отличавшийся особой алчностью] и несправедливостей шихванов!

- Отойди! - гневно прохрипел, сдерживая себя, Марион. - Замолчи и отойди, пока я помню еще, что мы с тобой как...

- Ты можешь убить меня! Но я сказал правду! - выкрикнул, попятившись, дарг.

- Да, ты сказал правду! Но не забудь: те леги, что ушли в горы, называют себя уже не легами, а лезгами!

- Марион! Пойми, я не могу поступить иначе! Только в горах еще живут свободные люди! Марион, я уйду, но не прощу себе, что оставил тебя одного! Моя душа разрывается! Она раздвоена! - В черных глазах Золтана, забывшего даже о рождении сына, отразилось страдание. - Я хочу вернуться в добрые старые времена, когда один был за всех, а все за одного, но я не хочу потерять родину, тебя!