Сан Мариона - [8]

С первого же взгляда становилось ясно: каменная стена скоро отделит кварталы, что поднимались по склону холма, от кварталов, теснящихся слева от дороги, и не требовалось большой проницательности, чтобы понять: верхний богатый город отделял себя от нижнего. Поэтому вожатый промолчал, но византиец больше и не расспрашивал.

По левую сторону дороги тянулись закопченные низкие кузни, гончарни, крытые черепицей навесы. Из распахнутых дверей ближней кузни выплывал сизый дым, там, в глубине полутемного помещения, вспыхивало, металось в горне пламя, и обнаженные по пояс кузнецы гулко били молотами по раскаленной полосе железа. Костлявый, с бритым черепом человек с черным клеймом раба, выжженным на выпуклом лбу, охлаждал в чане с водой только что выкованный меч. Из чана вырывались клубы пара. Раб мрачно глянул на проезжающих мимо людей, сверкнув исподлобья глазами, и тут же согнулся, притушив раскаленный блеск глаз. Дальше под навесами на гончарных кругах работали мастера-гончары: один, смуглый, в набедренной повязке, ножом отрезал куски глины, бросал на поддон круга, два других - сутулые, лохматые - руками раскручивали круг, и на нем мгновенно вырастала глиняная трубка. Ловкое движение ножа одного из гончаров - и трубка разваливалась вдоль на две равные части, превращаясь в сырую черепицу. Заготовленная черепица сохла на солнце, а под навесом была сложена уже высушенная. Там же стояли высокие узкогорлые кувшины, широкодонные амфоры и мелкие сосуды.

За мастерскими теснились приземистые хижины с плоскими крышами, некоторые были обнесены каменными оградами. В двориках по чахлой траве ползали голые дети, бродили тощие овцы, козы. Кое-где меж хижин виднелись крохотные участки обработанной земли, на них копошились женщины в длинных, до пят, просторных рубахах, в платчатых головных покрывалах. Кварталы отделялись узкими улочками, местами чернеющими жидкой грязью. На некоторых крышах сушилась трава. За хижинами, в глубине города, виднелся обширный пустырь, окаймленный густыми кустами розового тамариска, а за тамариском выступала голубовато-дымчатая равнина моря. Обе городские стены уходили на несколько сот локтей в море и почти смыкались, оставив лишь узкий проход, образуя гавань. В гавани на мелкой, сверкающей под солнцем зыби, покачивался корабль.

Вожатый видел: ничего не ускользало от зорких глаз византийца, который, заметив возле сточной смрадной канавы громко спорящих людей, остановил коня, чтобы послушать, о чем они спорят.

Двое темнолицых, в оборванных рубахах албан, стоя возле пешеходного мостика из двух бревен, переброшенных через канаву, кричали друг на друга. Возле толпились, слушая, смуглые подростки в набедренных повязках и несколько чумазых бритоголовых рабов, очевидно вышедших из кузни.

- Я здесь родился! - гневно кричал один из албан. - Это моя земля! А ты - пришлый! Как смеешь ты не уступить мне дорогу?

- Пусть я пришлый, но равен тебе - я свободный албан! - отвечает второй. - Почему я должен уступить тебе, если подошли мы одновременно?

- Уйди, проклятый галван [презрительная кличка пришлых], или я сброшу тебя с моста! - Подростки одобрительно посмеивались, рабы равнодушно молчали, угрюмо развлекаясь, подталкивали друг друга. Пришлый албан затравленно оглянулся и с мрачной униженностью отступил от мостка. В это время из глубины улочки на сером, вскидывающем голову жеребце рысью выехал всадник в шелковом халате, лохматой шапке, подбоченившись, ни на кого не глядя, въехал на бревна; конь, всхрапывая, осторожно прошел по мостку, но копыто задней ноги сорвалось с бревна, конь пугливо присел, рванулся под ударом плетки наездника и прыжком взлетел на берег, грудью столкнув не успевшего или не захотевшего отойти местного албана в зловонную канаву. И напрасно тот кричал и хватался за нож, висевший на ремешке, опоясывающем рубаху. Всадник даже не оглянулся.

- Эй, проклятый шихван, я пожалуюсь Мариону! - крикнул местный албан, стоя по пояс в зловонной жиже.

- Кто такой - шихван? - спросил византиец вожатого.

- Управитель квартала, - был ответ.

- Гм, странно, я уже несколько раз слышу имя Мариона, хотя он всего лишь простой воин. Чем же он славен?

- Марион, господин защитник Дербента, герой, мужественный и справедливый человек. Простые люди верят, что пока Марион жив, враги не захватят город...

- Гм, он меня заинтересовал... Где я могу увидеть этого героя?

- Я не знаю, господин... - уклончиво буркнул вожатый, не сказав, что византиец уже видел Мариона, того самого пешего богатыря, что стоял первым в линии воинов, охранявших ворота.

Караван, сопровождаемый бегущими вслед подростками, свернул с дороги на соседнюю из улиц, ведущих в верхний город. В глубине улицы виднелось большое побеленное здание караван-сарая с крытыми галереями, окружавшими внутренний двор - торговую площадь. В галереях тянулись деревянные лавки торговых рядов. Подростки постепенно отстали. В широких распахнутых воротах караван-сарая стоял хозяин - высокий тучный, багроволицый человек и выжидательно улыбался.

Здесь, на мощенной булыжником чистой улице, в тени росших по обочинам развесистых платанов, проезжали нарядно одетые всадники, многие в сопровождении пеших слуг. Кое-кто из всадников, завидев ширванского купца, окликал его: