Самый счастливый человек на свете - [3]

– Я буду очень осторожно ездить, – сказал Джесси. – Я умею обращаться с грузовиками. Буду ездить медленно. Бреккет застонал. – А ты думаешь, Эгберт ездил неосторожно, думаешь, он не умел обращаться с грузовиком?

– Том, – серьезно сказал Джесси, – ты меня не запугаешь. Я сейчас только об одном думаю: Эгберт получал доллар с мили, он сам мне говорил. Он ездил через день, а зарабатывал в месяц пятьсот – шестьсот долларов. И мне так же будут платить?

– Конечно, будут, – рассвирепел Бреккет. – Доллар с мили. Пустяковое дело! А как по-твоему, почему компания платит такие деньги? Пустяковое дело, а потом – наскочил в темноте на камень, как с Эгбертом было. Или шина лопнет! Или попадет соринка в глаз, выпустишь на секунду руль, грузовик тряхнет – и кончено дело! Да мало ли что! Мы Эгберта не можем спросить, что с ним такое было. От грузовика и следов не осталось. И тела нет. Ничего нет! Может, завтра где-нибудь в кукурузе найдут кусок погнутой стали. А шофера и искать нечего. И ноготка его не сыщешь. Нам известно только одно: по расписанию машина не прибыла. Тогда ждем звонка с полицейского участка. Знаешь, как вчера было? Случилось что-то на мосту. То ли Эгберт нервничал, то ли задел за перила крылом. Только моста уж больше нет. И грузовика нет. И Эгберта нет. Теперь понимаешь? Вот тебе и доллар с мили, будь он проклят!

Наступило молчание. Джесси сидел, ломая свои длинные тонкие пальцы. Рот v него был полуоткрыт, лицо страдальчески сморщилось. Потом он закрыл глаза и тихо сказал:

– Все равно, Том. Ты меня предупредил, а теперь сжалься, возьми на работу.

Бреккет ударил рукой по столу. – Нет!

– Слушай, Том, – тихо сказал Джесси, – ты пойми. – Он открыл глаза. В них стояли слезы. Бреккет отвернулся.

– Посмотри на меня, Том. Разве этого мало? Что ты подумал, когда увидел меня? Ты подумал: «Шел бы этот бродяга по добру по здорову, нечего здесь попрошайничать». Правда, Том? Я больше так не могу, Том. Я хочу ходить с гордо поднятой головой.

– Ты с ума сошел, – пробормотал Бреккет. – У нас за год из пяти шоферов один погибает. Это в среднем. Подумай, стоит ли?

– А что стоит такая жизнь? Мы голодаем, Том. Ведь меня выключили из списка.

– Надо было сказать об этом, – сердито крикнул Бреккет. – Сам виноват. Какая уж тут гордость, когда семье есть нечего. Я займу денег, перешлем Элле по телеграфу. А ты отправляйся домой, тебя скоро опять включат в списки на пособие.

– А дальше что?…

– А дальше будешь ждать. Ведь ты же не старик! Ты не имеешь права бросаться жизнью. Когда-нибудь получишь работу.

– Нет! – Джесси вскочил с места. – Нет! Я тоже так думал. Но теперь уж я в это не верю, – с отчаянием крикнул он. – И я не получу работу, и ты не вернешь свою скобяную лавку. Я потерял квалификацию, Том. На линотипе без квалификации нельзя. Я разучился. Шесть лет на пособии. Если и попадалась какая работа, то только с лопатой. Весной получил место, там думали, я хороший линотипист. Какое! Машины все новые! Как только работы поубавилось, меня и вышибли.

– Ну и что же? – сердито спросил Бреккет. – Другой работы не найдешь, что ли?

– А кто это знает? – сказал Джесси. – За шесть лет ничего не попадалось. Я теперь и браться боюсь. Слишком долго ждать, пока опять включат в списки на пособие.

– Не теряй мужества! – крикнул Бреккет. – Надейся на лучшие времена.

– Мужества я не потерял, – горячо сказал Джесси, – а вот надежды уже больше не осталось. Шесть лет жду – где уж тут надеяться! Единственная моя надежда – это ты.

– С ума сошел, – пробормотал Бреккет. – Я тебя не возьму. Подумай об Элле.

– А разве я о ней не думаю? – тихо спросил Джесси. Он потянул Бреккета за рукав. – Поэтому я и решился, 92

Том. – Его голос перешел в тихий, напряженный шопот. – В этот вечер, когда у нас сидел Эгберт, я посмотрел на Эллу и точно в первый раз ее увидел. Ее уж теперь не назовешь красивой. Том! – Бреккет мотнул головой и отошел в сторону, Джесси последовал за ним, всхлипнув, тяжело переводя дыхание. – Тебе этого мало, Том? Помнишь – Элла была, как куколка. На нее все оборачивались на улице. Сейчас ей и двадцати девяти нет, а от прежней красоты ничего не осталось.

Бреккет сел в кресло и устало сгорбился. Он стиснул руки, наклонившись вперед, и опустил глаза вниз.

Джесси стоял рядом. Выражение мольбы и приниженности наложило какой-то неприятный отпечаток на его худое, покрасневшее от волнения лицо. – Не сумел я устроить жизнь для Эллы, Том. Элла заслуживает лучшего. Единственная моя надежда, что хоть сейчас удастся что-нибудь для нее сделать. Неудачник я.

– Перестань выдумывать, – уже более милостиво сказал Бреккет. – При чем тут неудача? Тогда я тоже неудачник. В таком положении сейчас миллионы людей. Все кризис виноват или депрессия, или новый курс, будь он проклят!… – Он выругался и замолчал.

– Нет, – печально проговорил Джесси, – для других, может, это и служит оправданием, а для меня нет. Я мог устроить свою жизнь. Кроме себя мне винить некого.

– Ерунда! – сказал Бреккет. – Ты тут не при чем.

На лице у Джесси появились пятна. Оно казалось опухшим.

– Все равно, – с отчаянием крикнул он. – Теперь уж все равно! Ты мне не откажешь! Надо же человеку поднять голову! Хватит с меня этого ада! Что же ты хочешь? Чтобы я смотрел на ножки нашего малыша и думал: будь у меня работа, он бы не заболел? Он каждым своим шагом точно говорит мне: «Это у меня после рахита, это твоя вина, ты меня плохо кормил». Господи-боже! Том! Неужели ты думаешь, я буду сидеть, сложа руки, еще шесть лет и смотреть на больного сына!