Самый обычный день. 86 рассказов - [7]

Шрифт
Интервал

. А, это где кроят по-английски? Ха-ха-ха, какой шутник! Да, в парфюмерном отделе, но я еще учусь на курсах секретарей — это хорошо, надо же расти. Ты здесь в отпуске? Да, с моей подругой, Мариейангустиас, но можно просто Анджи. Анджи? Как жена Дэвида Боуи, помнишь эту песню «Роллинг стоунз»: Аааанджи, Аааанджи, обо всем-то ты знаешь — стараемся — как тут жарко, правда? — хочешь, уйдем отсюда? — ладно. И вот мы уже на улице вчетвером, прогуливаемся недолго, а потом заходим в грязноватый бар в голландском стиле и выпиваем по куантро со льдом у стойки. Наши подружки вполне симпатичные, хотя немного занудливые и туповатые, но тут уж ничего не попишешь. Хотите, пойдем в мои апартаменты, говорит Перланка, как будто его комнату можно назвать апартаментами (посмотрим, как они на это отреагируют, но обе опускают глаза и обмениваются быстрыми взглядами — дело швах: Перланка слишком поторопился), но кажется, пронесло — у меня есть хорошие диски, можем там музыку послушать, — настаивает он. Ладно, — говорят чувихи; раз-два и готово! — может, еще все и сладится. Мы покупаем бутылку хорошего шампанского марки «Делапьер» — из холодильника — случай того стоит, и поднимаемся в номер гостиницы, она, конечно, получше, чем мой пансион, и — большой прокол: кровать стоит на самом виду, так и бросается в глаза: огро-о-омная и прямо в центре всей композиции. Девицы так и замерли, носы сморщили. Сядем? Перланка ставит диск «Биттлз» — ой, как здорово, нам очень нравятся «Биттлз», говорит Марияангустиас, а я открываю окно, потому что жарко, а еще потому, что мне нравится смотреть в небо, такое холодное, синее и далекое, и прикидываю: сейчас, наверное, два или три часа ночи, ничего, время детское, — а вот и шампанское! Шампанское! Вот клево! Мы смеемся — какое холодное! Да, шампанское и надо подавать холодным, — говорит Перланка. У-гу, — открывает рот Тони, а я сажусь рядом с ней, и мы говорим о музыке. А ты в Барселоне чем занимаешься? — Работаю в одном рекламном агентстве. — Это здорово! — Да, неплохо. — А что ты делаешь по воскресеньям? — Хожу на танцы с подругами. — Правда? — и тут я осторожно провожу рукой по ее спине, словно трогаю шелк; она не говорит ни слова, тогда я потихоньку сжимаю кончиками пальцев ее руку, там где у нас бицепсы, и подвигаюсь поближе, но она ничего не говорит. Пойду устрою приглушенный свет, говорит Перланка. О’кей. Он вывинчивает одну лампочку, и мы, значит, сидим так, в сумерках, и тут я решаюсь и — раз-два и готово! — целую ее прямо в губы, и она не возражает. Перланка с Мариейангустиас уже исчез; они в соседней комнате, где живет Рикардо, который отправился в Кадакес, куда ездит вся отборная публика, чтобы съесть паэлью именно там, а пластинка — шрр, шрр — песни давно кончились, а ее заело — может, пыль на иголке собралась, а может, диск поцарапан — шрр, шрр — конечно, теперь никому не до нее, я запускаю руку под блузку Тони, и она вдруг реагирует гораздо лучше, чем я ожидал: мы расстегиваем пуговицы и молнии прямо там же, на диване, ого, и я целую ее снова, и уже весь горю, у нее такая талия… Нет, говорит она, этого нельзя — Почему это вдруг? — Нет, я не пью таблетки, понимаешь? Подумаешь проблема, ха-ха, я могу выпрыгнуть. Или нет, подожди, у Перланки, по-моему, найдется резинка; я стучу в дверь: тук-тук, Перланкч, к вам можно? Захожу, беру и сразу назад. Смотри. Вот хорошо, а она не подведет? Нет, это английская, с гарантией. Шрр, шрр, — говорит проигрыватель. Тогда все в порядке — ну, иди сюда — ты мне очень нравишься — и ты мне тоже, ты очень симпатичный, говорит она мне, и тут я вижу ее огромный нос, как клюв у попугая или у вороны. У-гу, — говорю я. Ой, что это с тобой? — говорит она. Что со мной? — я опускаю глаза вниз — сам не знаю, что за черт. Что с тобой? — повторяет она. Не знаю, никогда со мной такого не было, — говорю я ей, — честное слово, сам ничего не понимаю. Мне страшно обидно. Я тебя не возбуждаю, — говорит она и грустно смотрит в пол. Да ты что, еще как ты меня возбуждаешь, не знаю, что это такое, — вот так конфуз, мы не знаем, что делать. Шрр, шрр, — говорит проигрыватель. Она взбивает подушки, как будто ничего не случилось, и следит за мной краешком глаза. Я стараюсь сосредоточиться, думать об изгибах ее тела или о какой-нибудь фотографии из «Плейбоя», вдруг поможет… Дело дрянь, наверное, это все из-за резинки, сам не понимаю, в кои-то веки нашел с кем перепихнуться, и такой пассаж — я думаю обо всем этом и говорю ей: послушай, мне, правда, жалко. Ты не переживай, — говорит Тони и пытается улыбнуться, как будто это не имеет никакого значения, и потихоньку одевается, смотря в окно, откуда доносится шум улицы и соседское радио заливается: «Лос диаблос» поют «Росана»… Что это за песня? — Она ничего себе, красивая, правда? — говорит Тони. Да, — отвечаю я, она улыбается (грустно?), а я думаю — вот так провал, катастрофа, полное дерьмо, открываю бутылку и выпиваю рюмку горького ликера.

Дым

Динозаврихе

Мне нравится проводить вечера в барах среди клубов дыма перед рюмкой джина на лакированной деревянной стойке. Много пить нехорошо, я это прекрасно знаю, от этого у меня и появился маленький животик, который провоцирует на остроумные критические замечания моих возлюбленных, из тех, что появляются раз в неделю: позвони, ладно — и холодный поцелуй в губы. Мне нравится сидеть в каком-нибудь укромном уголке или у стойки и читать, читать много и все подряд (газеты, журналы, романы) и записывать свои мысли: взять бумажную салфетку и писать на ней, пока достанет места, а потом взять другую салфетку, и еще одну, и еще, и заполнять их до отказа строчками букв, и через четверть часа салфетница уже пуста. Тогда я начинаю вырывать листки из записной книжки, а когда и они кончаются, перестаю писать и начинаю разглядывать людей вокруг, потолок бара, его стены, обитые темной тканью (эти пабы ничего общего с настоящими не имеют; это самое спокойное место для чтения), а потом вспоминаю старые времена и думаю, как мне теперь проводить ночи. Обычно, выйдя на улицу, я сразу же выбрасываю салфетки и листки из записной книжки в первую попавшуюся урну. Нередко по ночам (особенно в последнее время) меня гнетет тоска, и я не знаю, что мне делать, и ворочаюсь в постели с боку на бок, сбивая в ком простыни. По ночам все кажется мне очень мрачным, просто чудовищным (как и всем людям, наверное), и нет другого выхода, как встать, зажечь свет, поставить пластинку Бонет


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.