Самый обычный день. 86 рассказов - [23]

Все поспешили занять места, рассаживаясь так, как им было угодно. Я, оставив всякую надежду продолжать свои наблюдения за движениями ног незнакомки, пошел в один из дальних вагонов. Там я выбрал пустое купе, устроился в нем, достал из рюкзака синий путеводитель и погрузился в изучение рельефа местности и населенных пунктов, а также занялся поиском подходящих ресторанов. Однако мое спокойствие длилось недолго: кто-то открыл дверь купе, и с этой минуты начался приглушенный и непрерывный концерт детских голосов и вносимого багажа. Я занырнул поглубже в свою книгу, в которой перечислялись все качества селедки, которую ловили в районе прибрежных островов, но от чтения меня отвлекло ощущение на себе чужого взгляда. Я поднял голову. Прямо напротив меня какой-то мальчишка просил объяснить ему картинку в детском журнале у женщины, которая — по всей вероятности — приходилась ему матерью и не была расположена заниматься со своим отпрыском. Мой взгляд почти невольно пробежал по купе: на соседнем сиденье сидела великолепная женщина, та самая, чьи ноги покорили меня.

Меня это удивило. (Несмотря на то, что в поезде оставалось множество свободных мест, она оказалась рядом со мной!) Женщина смотрела перед собой, словно разглядывала мальчика, который продолжал требовать у матери объяснений. Я вернулся к своему путеводителю и селедкам.

В Сокне мать и сын сошли с поезда, и их место в купе занял какой-то старик. Когда поезд двинулся со станции, я почувствовал, как что-то давит на мою ногу. Она (женщина с ногами цвета сомон) прижимала одну из них к моей! Я не стал долго размышлять и не только уступил ее ласке, но и ответил ей, наблюдая за моей спутницей краешком глаза. Мне показалось, что она улыбнулась. Но что делать дальше? Я питал надежду на то, что в следующем большом городе старик сойдет, и мы останемся наедине. Однако мы проезжали одну станцию за другой, а он не двигался со своего места. Его глаза были закрыты, а голова склонилась к одной стороне подголовника. Он спал так самозабвенно, что я засомневался, не умер ли наш спутник. А что, если, пребывая в добром здравии, он просто проспит свою остановку? Что, если ему надо было выйти именно на этой станции, которую мы только что проехали, а он и не заметил, что уже прибыл на место? Может быть, разбудить этого человека означало оказать ему услугу? Однако, будучи иностранцем предусмотрительным, я предпочел промолчать, тем более что население нашего купе увеличилось: в нем появилась девушка лет двадцати с колоссальным рюкзаком и светлыми-светлыми глазами.

Моя нога по-прежнему пребывала в контакте с ногой моей прекрасной дамы: по-видимому, никто из нас не обладал достаточной смекалкой, чтобы измыслить способ исполнить наши желания. Спустя довольно много времени после того, как поезд снова тронулся, я собрался с силами и спросил ее, куда он едет. Сначала женщина даже не посмотрела в мою сторону, а когда я повторил свой вопрос, повернула ко мне лицо (в этот момент, видя ее черты так близко, я понял, что это была прекрасная зрелая женщина), улыбнулась своими полнокровными губами и ответила мне по-норвежски. (Надежды на то, что моя незнакомка принадлежит к той значительной части населения страны, для которой английский является вторым языком, моментально рухнули.) Я не знал, как поступить дальше. Женщина добавила еще что-то и теперь ждала от меня ответа, которого я не мог ей дать. Светлоглазая девушка читала модный журнал и выглядела совершенно отрешенной от окружающего мира. Однако старик, который ранее, казалось, спал мертвым сном, открыл глаза и взял на себя роль моего переводчика: дама извиняется, но она не говорит на моем языке. Мне хотелось объяснить ей, что язык, который она имела в виду, был на самом деле не моим, а просто позаимствованным, но я промолчал. Старик выразил готовность продолжать служить мне переводчиком. Меня это совсем смутило (мне представилось, как я, стоя на коленях, объясняюсь ей в любви через переводчика), я не смог ей ничего ответить, потом отказался от его услуг, поблагодарив за любезность. После этого наступило несколько неловкое молчание. Однако наши ноги по-прежнему касались друг друга. Старик снова закрыл глаза, но на этот раз ненадолго: доехав до Торпо, он попрощался и вышел.

Между Торпо и Олем я медленно накрыл руку женщины своей и кончиками пальцев погладил ее кожу. Мне показалось, что ее веки дрогнули. Она повернула ладонь так, что, когда мы сжали пальцы, кисти наших рук сомкнулись, словно скорлупа ореха. Девушка напротив нас с шумом перелистывала журнал и время от времени посматривала в окно. Потом она резко закрыла журнал и положила на соседнее сиденье. Наша соседка мельком посмотрела на нас — на пару секунд ее взор задержался на наших сжатых руках, — затем деликатно перевела взгляд на свой рюкзак, подтянула на нем какой-то ремешок, снова погрузилась в созерцание озер за окном и зевнула.

Сумерки никак не могли превратиться в ночную мглу. В Гуле в купе появился мужчина средних лет в зеленой форменной одежде, похожий на лесника. Мои возможности испарялись. Иного выхода у меня не оставалось: не выпуская руки своей спутницы, я встану и выйду в коридор, где мы сможем если и не поговорить, то по крайней мере лучше понять друг друга. Такой ход заключал в себе определенный риск: она могла не захотеть играть в мою игру и сказать что-нибудь непонятное для меня, но зато совершенно ясное для всех остальных пассажиров купе; это меня сильно тревожило. Я считал, что теперь имею право действовать, поскольку она сама сделала первый шаг, и, кроме того, единственная дерзость, которую позволил себе я (взять ее за руку), не вызвала у нее возражений. Меня, однако, немного раздражало то, что моя спутница не принимала во внимание неравенство нашего положения — я был чужаком в этой холодной стране. Хозяйкой положения являлась она и потому должна была сама решить, что нам делать. А может быть, ей было достаточно рукопожатий и касания наших ног?